– Да не беспокойтесь, у меня силы найдутся, уберу, если надо будет, – успокоила Ирина.

– Вот послал мне Бог тебя, и помогаешь, и жалеешь, а то и дела никому нет до одинокой старухи. У всех свои заботы.

Ирина помогала и жалела, да так рьяно, что уже не понимала, корысть ею движет или искреннее сочувствие, уж больно часто, неудержимо плакала Матрена, вспоминая своего «кормильца». «Ох, грех какой, грех», – иногда шептала она сквозь слезы, не то обвиняя самоубийцу, ушедшего из жизни не по-божески, не то укоряя себя неясно в чем.

– Ты, девонька, знаешь ли что? – сказала она однажды. – Ты за постой-то мне не плати. Ты ж мне как родная, чего я с тебя буду тянуть, много ли вам плотят? А то, хошь, отпишу тебе этот домик, какой-никакой, а будет свой. А мне он зачем? Вона какие хоромы на меня одну – дед-то помер, упокой, Господи, его душу.

Ирина обомлела. Вот так просто решается задача? Она готовилась, собиралась с духом, ждала подходящего случая, и вдруг: отпишу. Ее бросило в жар. Сначала она подумала, что от радости. Потом догадалась – от стыда за свою корысть. Потом остановилась на самом легком варианте – от духоты в жарко натопленном «зале». Сама и топила. Перестаралась.

– Да что сейчас говорить об этом? – лицемерно сказала она. – Вы сначала в себя придите. С моей помощью.

И опять ее бросило в жар…

Приближался Новый год, а это означало повышенную нагрузку работников Дома культуры, которых было всего двое, стоивших, однако, десятерых по своему трудолюбию и энтузиазму. Ирина с Надеждой придумали обширную программу на все новогодние праздники и работали не покладая рук. Предполагались веселый карнавал, детский праздник, молодежная дискотека, поздравления и подарки ветеранам и даже концерт силами профессиональных артистов с помощью доброго Тараса Семеновича, выложившего на артистов некую сумму. Кроме того, требовалась генеральная уборка Дома культуры, и это не слишком веселое занятие тоже возлагалось на плечи работников культуры ввиду отсутствия постоянной уборщицы – доброта Тараса Семеновича имела все-таки свои границы.

Ирина и Надежда целый день торчали в клубе, придумывая костюмы для бала, веселые стихи и скетчи, на которые Ирина была признанной мастерицей. Хоть на улице по-прежнему бесчинствовала оттепель, но от ветра и сырости здание выстудилось, так что и работающая котельная, и печи, начиненные недоворованными дровами, полноценного тепла не давали…

Промерзнув до костей до восьми часов вечера, клубные дамы наконец отложили дела до завтра и разбежались по домам со сладкими мечтами о тепле и горячем чае. Ирина по дороге заскочила к Матрене, принесла ей дров из сарая, потом затопила у себя, не забыв помянуть добрым словом покойного Пахомыча, золотые руки которого сложили такую добротную, быстро нагревающуюся и долго хранящую тепло печь. Потом она попила чаю, посмотрела кусочек нечетко изображаемого сериала, который предлагал ей нервный, тяготеющий к зеленому цвету телевизор. Можно было ложиться спать, глаза слипались от усталости, она нырнула в кровать за печкой – тепло, даже жарко, но зато уютно и спокойно. Она почти погрузилась в сон, когда услышала какие-то звуки во дворе, похрустывание песка на свободной от снега дорожке, потом осторожную возню у крыльца и тихое поскрипывание ведущих к двери ступеней. Ирина в страхе села на постели. Может, это ветер, который никак не может угомониться? Она прислушалась и отчетливо различила какое-то движение в замочной скважине, постанывание металла и медленный, трудный звук поворота ключа в замке. В тот же миг дверь распахнулась, и на пороге возник страшный мужик в зимней куртке и шапке-ушанке со спущенными ушами.

– Вы кто? – одновременно спросили Ирина и вошедший.

– Я здесь живу, – пропищала Ирина. – А вы? Как вы сюда попали?

– Ключ под ковриком, – хрипло сказал он. – Только заржавел, еле открыл, – он вгляделся в Иринино испуганное лицо и поспешил добавить: – Вы не пугайтесь, не кричите. Ничего плохого я вам не сделаю. Неувязка вышла. Я не знал, что здесь кто-то живет.

– Кто вы? Откуда? – опять спросила Ирина и, сообразив, что сидит перед мужчиной в ночной рубашке, вскочила, надела халат.

– Я художник, бывал здесь раньше, у Матрены. Этот домик всегда пустовал, думал, и на этот раз…

– Что же вы не предупредили? И почему ночью?

– Сейчас объясню. Только разрешите войти, я очень устал.

Ирина молча кивнула. Он перешагнул порог, хотел закрыть дверь изнутри.

– А где же ключ?

– Вон, на столе, он не держится в скважине.

– Понятно. А то бы я сюда не попал. Может быть, и к лучшему было бы, – он повернул ключ в замке и опять успокоил: – Вы ничего не бойтесь, я передохну и уйду, раз уж так случилось.

– Куда же вы пойдете ночью? Можно разбудить Матрену, переночуете у нее.

– Нет, нет, что вы, зачем будить? Я только отдохну…

– Снимите куртку, – осмелела Ирина.

– Не стоит, очень холодно.

– У меня жарко, я недавно топила. Снимайте, садитесь на диван.

– Холодно, – опять сказал он, садясь на стул у стола. – Я продрог.

– Хотите чаю? Согреетесь.

– Чаю? Можно, если вам не трудно.

– Бутерброды сделать?

– Нет, нет, только чаю. Холодно очень, – он поставил локти на стол, обхватил руками голову. – Я сейчас посижу, попью чаю и уйду. Сил нет.

Он, обжигаясь, выпил чай, продолжая дрожать.

– Послушайте, я, кажется, не смогу сейчас двинуться с места. Может быть, я посплю у вас здесь, на диванчике, часа два. Сейчас час ночи. Вот, поставлю будильник на три часа, встану и исчезну. Ничего только не бойтесь.

Оставить его у себя? Понятно, что он не чужой, Матрена о нем говорила: художник, который рисует «уроды». А вдруг начнет приставать? Вряд ли, он едва живой. Откуда же он такой явился?

– А водки у вас нет? – спросил пришелец.

Конечно, есть. У запасливой Ирины всегда всё есть – на всякий случай. Он выпил рюмку, другую, третью, немного приободрился, даже улыбнулся и долгим взглядом посмотрел на нее.

– У вас очень красивое лицо.

Такого рода похвалы были крайне опасны в столь интимной обстановке, но Ирина только усмехнулась, вспомнив давний комплимент незадачливого Бригадира. Странно, ее посетитель сказал примерно то же:

– Красота не всегда соответствует канонам. Иногда ее не столько видишь, сколько чувствуешь, – он сглотнул и откашлялся. – У вас чудесное, красивое лицо. Видно, какой вы добрый и чистый человек.

В этом месте его речи Ирина опять усмехнулась своим мыслям.

– А если так… – он помедлил. – Если так, значит, я должен принять решение, и я его принял, потому что, как это ни смешно, я человек порядочный и навлекать на вас беду не имею права. Я действительно нуждаюсь в отдыхе, но, оставаясь у вас, должен буду рассказать о себе. А вы уж сами сообразите, как вам поступить. Мне сегодня крупно повезло, а вот с ночлегом, увы, промашка вышла. Такая, значит, судьба. Она, впрочем, в ваших руках. А пока послушайте и не перебивайте, потому что рассказ длинный, сил у меня совсем нет, говорить трудно, а вы должны всё знать. Хорошо, что я выпил, а то бы не решился.