показало спекулум13 из полированного металла, вид которого, в связи с его расположением в башне, инстинктивно напомнил мне обычную атрибутику camera lucida14, которая часто является забавной особенностью мест общественных развлечений, и я поднял глаза к крыше башни для дальнейшего подтверждения своего предположения.

Доктор, очевидно, разгадал мои мысли и заметил:

– Да, вы правы, это – вид "камера люсида", но – такая, которая, я думаю, несколько удивит вас.

Затем он отошел к одной стороне камеры и начал вращать рукоятку брашпиля, на которую была намотана веревка, связанная с каким-то механизмом в верхней части башни.

– Я вижу, вас заинтересовало то, что я делаю, – сказал он, – и если вы выйдете на минутку наружу, то сможете увидеть все своими глазами.

Я так и сделал, и, переведя взгляд на конус, возвышавшийся над башней, увидел, что он тоже снабжен крышкой, похожей на крышку стола, которую мы только что отвинтили, и которая сейчас вращалась и приподнималась над своим основанием, после чего была поднята и убрана в одну сторону с помощью небольшого крана, установленного на внешних балках здания.

– Я вынужден держать свои зеркала защищенными таким образом, – объяснил доктор, когда я вернулся, – из-за пагубного влияния наших туманов на них, и я предпочитаю снять крышку с верхнего зеркала с помощью машины, чем устанавливать эти лестницы и делать подобное вручную, – добавил он с улыбкой, – хотя мы в любом случае поднимемся наверх, чтобы я мог объяснить природу и работу аппарата с помощью наглядной демонстрации более ясно, чем я мог бы сделать это иначе.

Пока доктор занимался тем, что придавал блеск стоящему перед нами окуляру, полируя его тряпочкой, у меня было время возобновить осмотр внутренней части башни. Мои глаза уже привыкли к тусклому свету, проникавшему только через отверстие в крыше, и теперь я смог увидеть нечто – то, что я раньше принимал за основание конуса, в действительности находилось гораздо ближе и имело вид трубы, протянувшейся в продольном направлении через среднюю часть башни, ее нижний конец, имевший небольшой диаметр, приближался примерно на десять футов к окуляру, в то время как ее верхний конец, казалось, почти заполнял всю площадь башни.

– Кажется, у вас есть еще один конус внутри, доктор, – сказал я с любопытством.

– Да, – ответил он, – но только верхняя часть трубки, которую вы видите, коническая, нижняя содержит набор линз, которые приводят наш объект в фокус на этом окуляре. Сейчас вы прекрасно поймете, как это устроено.

Затем доктор подошел к брашпилю на другой стороне квартиры и начал вращать его, одновременно намекая, что он снимает крышку с верхней части этой трубки таким же образом, как и с устья конуса. Сделав это, он зажег лампу, поднялся на стационарную стремянку, стоявшую у основания трубы, поправил занавески, которые полностью перекрыли свет из верхней части башни, и внезапно задул лампу.

– Теперь, – сказал он, – я собираюсь снять колпачок с конца трубки. Не сводите глаз с окуляра и скажите мне, что вы видите.

Пока он говорил, полная темнота, скрывавшая поверность окуляра, сменилась слабым дрожащим мерцанием, похожим на беспокойное отражение в воде.

– Все нечетко и размыто, – сказал я, – я ничего не вижу ясно.

– Мы еще не довели линзы до фокуса, – ответил он. – Продолжайте смотреть, пока я их регулирую, а потом скажите мне, когда изображение станет четким и ясным.

Через несколько секунд я увидел в окуляре четко очерченное, хотя и находящееся на большом расстоянии, подобие моря в движении. Я видел белые гребни волн, вздымающиеся вверх, и зеленоватый цвет впадин, как будто смотрел на них сверху.

– Видите ли вы что-нибудь на переднем плане? – спросил доктор, когда я окликнул его, – что-нибудь, кроме чистого морского простора?

– Ничего, – ответил я.

– Тогда подождите немного, – сказал он, когда я услышал скрип шкива над головой. – Я уменьшил высоту моего прибора на один градус в западном направлении. Скажите мне, видите ли вы теперь что-нибудь еще?

Пока он говорил, картина, казалось, снова стала внезапно размытой и так же внезапно четкой. На зеркале снова появились зеленые волны и белые гребни, но на этот раз на них, казалось, качалось крошечное суденышко, едва-едва распознаваемое как судно, разве что по ассоциации с особенностями картины перед глазами. Оно имело вид лодки или корабля, как это может показаться, если смотреть с большого расстояния сверху. Я рассказал доктору, что я видел.

– Это близко к центру зеркала? – спросил он.

– Да, – ответил я.

– Тогда я установлю более высокую мощность моего прибора, и мы осмотрим его более тщательно, – ответил он. – Подайте мне трубку с маркировкой № 4. Я думаю, что атмосфера достаточно чиста, чтобы мы могли рискнуть использовать № 4.

Я выбрал нужную трубку из ряда расставленных у стены, различной длины от трех до шести футов, и соответствующую по диаметру концу основной трубки, и передал ее доктору, стоявшему на стремянке, а вместо нее получил такую же трубку с маркировкой № 1.

– Номер 1, – объяснил доктор, – это мой искатель. Это самая слабая мощность, которая у меня есть, и я всегда использую ее для проецирования поля зрения в первую очередь. Когда я использую большую мощность, у меня получается меньшее поле, как вы сейчас увидите.

Сказав это, он установил трубку № 4 на конце своего прибора и, поспешно спустившись со стремянки, принялся фокусировать линзу на окуляре с помощью хитроумного приспособления – двойного шнура, свисающего с барабана, прикрепленного к реечной шестерне на трубке, таким образом, что он мог менять фокус по своему усмотрению. Сцена на зеркале, которая стала размытой после замены № 4 на № 1, снова приобрела яркую четкость. Я с удивлением отметил, что волны казались в десять раз больше и ближе, чем раньше, а крошечное суденышко, которое раньше казалось не более дюйма в длину, теперь было почти в фут. Его мачты, палубы и такелаж были нарисованы на полированной поверхности стекла так же четко, как на любом полотне прерафаэлитов, его раскачивающиеся движения подчеркивали рельефность первого, когда оно переваливалась с боку на бок, а ее матросы, похожие на пигмеев, бегали по его палубе. Мы смотрели на нее перпендикулярно сверху. Пока я с восхищением смотрел на эту сцену, она менее чем за полминуты успела переместиться на другую сторону зеркала, когда легкий поворот рычага стрелки циферблата на стене рядом вернул ее на ту же сторону зеркала, где она появилась в первый раз.

– Поле зрения при таких мощных приборах, – объяснил он, – настолько ограничено, что при исследовании кораблей или чего-либо движущегося