Калифорнией и Северным Ледовитым океаном, был настолько быстрым, а мои обязанности заключались в постоянном обслуживании механизмов нашего судна, что у меня было мало времени, чтобы обратить внимание на другие моменты, кроме нашей быстрой смены региона субтропической растительности на регион, где даже лишайник растет с трудом, через последовательные градации умеренной зоны. Поэтому я должен взять на себя смелость отослать читателей, интересующихся такими вопросами, как доминирующая растительность или физический контур, к тем исследователям, которые тут прошли до меня, и у которых было больше возможностей для наблюдения, чем у того, кто пронесся над лицом планеты на высоте от двух до десяти тысяч футов со средней скоростью двести миль в час.

Оставив наших дружелюбных эскимосов на острове Принца Патрика заниматься своими делами или развлечениями, мы вскоре вышли в неизвестное море. Обращение к карте показало мне, что исследователи, хотя и проникают дальше на север по более восточным меридианам, нигде не оставляют географию Земли "terra incognita". Сейчас мы, по сути, натолкнулись на ту изотермическую линию, которая проходит через два полюса сильнейшего холода и зигзагообразной кривой пересекает самые северные районы Америки и Сибири. Мы держали печку (новую, с основательным принципом отопления) почти раскаленной докрасна, мы держали чайник постоянно кипящим, хвалили себя с приобретением меховой одежды, зажигали наши "Партагасы" и по очереди по пять минут занимались зарядкой конденсатора и смазкой механизмов. Теперь мы пересекали океанскую гладь, по большей части заваленную льдом в виде беспорядочных, неровных масс, но то тут, то там встречались проливы открытой воды шириной от нескольких сотен ярдов до (насколько я мог судить по времени, затраченному на их прохождение) ста миль. Картина была белой, унылой, мрачной, однообразной и отвратительной; никакой растительности, а животный мир, лишь редкие медведи или моржи, выглядел под нами как простые точки. Показания компаса теперь стали крайне ненадежными, поскольку у меня не было данных, на которых можно было бы основывать его вероятные отклонения. Поэтому я был вынужден ориентироваться по эмпирическому углу, вычисленному по видимому западному движению солнца и моей предполагаемой широте, рассчитывая скорость и время. В шесть часов вечера, когда мы покинули деревню эскимосов, я считал, что наше расстояние до полюса составляет 900 миль, и, соответственно, несколько сбавил скорость, поскольку не хотел приближаться к нему до полуночи. Пять часов мы бороздили замерзшие глубины, и теперь, в одиннадцать часов вечера, я решил спуститься и провести пробное наблюдение, чтобы определить нашу широту. Переключили передачу, и мы спустились на несколько возвышенное ледяное плато. Я приступил к расчетам со всей оперативностью. Виден был только верхний лимб солнца, хотя горизонт был достаточно четко очерчен для всех практических целей. После поправок на полудиаметр, падение, параллакс и рефракцию я вычислил высоту солнца и по ней косвенным методом, который иногда используют навигаторы, определил нашу долготу – 93°32' западной долготы, что доказывало, что мы отклонились на восток от курса строго на север. Установив таким образом меридиан и местное время, я приступил к измерению широты, которая, как я выяснил, составляет 89°42', значит всего лишь 18', или чуть более 20 миль от полюса. Теперь мне оставалось только преодолеть это расстояние по точному расчету, зависящему от скорости нашего судна, но я решил сначала сделать полуночное солнечное наблюдение, чтобы проверить мое первое наблюдение – это исправит возможные ошибки; и, поскольку до полуночи оставалось еще полчаса, мы пообедали и отдохнули у печки. За пять минут до полуночи я навел секстант на Солнце и обнаружил, что моя отметка на верньере совпадает с предыдущим расчетом в пределах 4', что составляет расстояние от полюса 22', или 25 миль. Получив также абсолютный меридиан, незначительно отличающийся от моего первого расчета, я дал понять своему спутнику, что мы не должны терять времени. Ачинклосс подскочил к клапанам, и вскоре мы снова поднялись над ледяными полями и направились прямо на восточный лимб низкого красного солнца. Я дал семь минут с половиной на преодоление 25 миль на полной скорости и два градуса правого возвышения на перемещение солнца за это время, и, принимая во внимание этот последний элемент в навигации, поскольку хронометр показывал время, я дал знак Ачинклоссу переключить передачу, когда мы медленно опустились на пустынную сцену. Со всех сторон до самого горизонта простирался пустой пейзаж бесплодного запустения, и странные багровые лучи тусклого солнца проливали жуткий свет на это замерзшее море. Ни земля, ни почва, ни растительность, ни животный мир, ни тихая или текущая вода не смягчали смертоносный характер картины. Казалось, что мертвая инерция планеты в этот момент перенеслась на все вокруг. Воцарилась неподвижность смерти, и меня охватил глубокий ужас, когда я стоял на этом таинственном месте, по которому до сих пор не ступала нога человека – по крайней мере, в период нашей известной истории. Рядом со мной стоял Ачинклосс, выглядевший в своем эскимосском костюме совсем иначе, чем инженер в синем комбинезоне и джемпере, покинувший ранчо на реке Станислаус девятнадцать часов назад.

– Вот мы и добрались, Джим, – сказал я, – настолько близко, насколько это возможно. Не думаю, что мы удалились более чем на милю, но в каком направлении, я не знаю. Чтобы определить все с абсолютной точностью, потребовалось бы новое наблюдение, а я не склонен его проводить. Из того, что я знаю, мы находимся здесь очень близко к истинному окончанию земной оси; фактически, если учесть все вероятные ошибки, мы отклонились от пути не более чем на милю в сторону. А теперь о свершившемся факте. Как последующие исследователи смогут определить, что кто-то был здесь до них? Признаюсь, я в растерянности, но мои мысли были настолько заняты постоянными нуждами путешествия, что эта вещь совершенно ускользнула от моего внимания.

– Спокойно, босс, – сказал Акинлосс, запрыгивая обратно в судно, – я подумал об этом, пока вы ехали в повозке до Найтс-Ферри. Я знал, что здесь нет шеста, и сделал его. Вот он, – и, добавляя действия к словам, он начал вытаскивать из-под центра судна грубо обструганный кусок дерева, который я и не заметил, так как он висел на веревочных петлях по всей длине лодки.

– Как вам это, босс? – воскликнул он, снимая его с креплений. – Я сделал его из четырех шестнадцатифутовых сосновых досок, обстругал их и покрасил в черный цвет, пока вас не было. Пока мы летели, краска успела высохнуть, – и он пнул ее ногой, чтобы придать своим словам эффект. – Точно так же, – продолжал он, – я прикрепил к нему блок и снасти, взял ваш флаг Союза, который