Правоохранители расходились уже в одиннадцатом часу. Лыкова хотели подвезти, но он отказался и пошел пешком — хотел лучше изучить город. Уже через несколько минут сыщик пожалел об этом. На ближайшем углу его поджидали трое налетчиков, один держал в руках фунтовую гирю на ремне. Не раздумывая, питерец вынул браунинг и пальнул ему под ноги. Бандиты сбежали, но через пять минут из другой подворотни вылезли новые. Опять пришлось стрелять, на этот раз в воздух. Эдак обоймы не хватит дойти до Ядвигиного дома, стал опасаться Алексей Николаевич. Опасный город Иркутск!

Когда он переступил наконец порог, хозяйка ждала его и сразу бросилась на шею:

— Слава богу! Иван сказал: рядом с нами опять кого-то зарезали. Я места себе не нахожу.

— Иван — это кто? — отстранил женщину сыщик.

— Который Иванов, старший дворник. Его вызывали в понятые. Распороли живот старику, по виду крестьянин. Что можно взять у такого? А они не побрезговали.

Откуда-то взялась Феоктиста и принялась накрывать в гостиной. Поставила бутылку мускат-люнеля и бегом удалилась.

— По какому случаю гуляем? — кивнул на бутылку Алексей Николаевич.

— Ты пришел! Вчера не захотел греть мою холодную постель…

— Ядвига, я очень устал и хочу спать. Пока шел к тебе, пришлось дважды стрелять на воздух. Как вы тут живете?

— Как на бочке с порохом. Особенно я.

Лыков всмотрелся в лицо своей подружки. Под глазами у нее появились тени, изящный нос заострился. Ядвига Андреевна жила в постоянном страхе. «Нет, не похоже, что она утаила те ценности из ломбарда, — подумал сыщик. — Из-за тридцати восьми тысяч так усложнить себе жизнь? Глупо. Покойный муж вполне ее обеспечил. Кто-то оговорил вдову, и теперь ее могут убить. В отчаянии Космозерская схватилась за сильного, уверенного в себе мужчину, первого попавшегося. А он менжуется. Что же, теперь надо ее предать?»

— Ладно, подставляй бокал, — улыбнулся сыщик. — И подвинься поближе.

Лыков вызвал Аулина на разговор в ресторан гостиницы «Коммерческое подворье», что на Тихвинской улице. Командированный распробовал все семь иркутских ресторанов первого класса и остановился на этом. Хотя номера находились неподалеку от Барахольного базара, публика в них селилась солидная: купцы и доверенные крупных обществ. А повар был умелец.

— Бернард Яковлевич, я тут изучил происшествия по Иркутску с начала года, — сказал питерец, отхлебывая «бергшлос». — Одно бросилось мне в глаза.

— Какое же?

— Двадцать третьего апреля в два часа ночи на Покровской улице околоточный надзиратель Емельяненко пытался задержать трех подозрительных людей. Они не подчинились его распоряжениям и побежали. Так и скрылись неопознанные. Но когда драпали, обронили сверток с чистыми паспортными бланками. Помните этот случай?

— Помню, — ответил главный городской сыщик. — И чем это вас заинтересовало?

— Ну как же? Восемьдесят паспортов, настоящих, не заполненных. Санатория для беглых очень нуждается в таких документах.

— Черт, вы правы. А мы тогда и значения не придали.

— Не помните, откуда украли бланки? Ведь вы были обязаны вернуть их по месту пропажи.

— Помню, Алексей Николаевич. Я сам отвез их Иконникову. Это заведывающий землеустройством и переселением в Иркутской губернии. Иван Софронович — коллежский советник, как и вы. Уважаемый человек.

— И как он объяснил пропажу?

— Да залезли в канцелярию и взломали стол. Денег там не было, и воры стянули паспорта. Их же можно продать, хоть вон там, за углом, на Барахольном базаре.

— Личности похитителей установить не удалось?

— Нет. Ребята быстро бегали. Я смутно припоминаю, что Емельяненко грешил на кавказцев. Мол, он за ними гнался, за носатыми. Правда, была ночь — чего он там мог разглядеть?

— Бернард Яковлевич, раздобудьте мне списки служащих в переселенческом управлении. И побыстрее.

— Слушаюсь. Вы полагаете, кражи не было? Кто-то из своих взял?

— Все возможно. А паспорта — товар особый, нужный именно беглым.

Целый день Лыков просидел в канцелярии городского управления полиции, разбирал старые дела. Его поразило большое количество преступлений, совершенных кавказцами. Охранное отделение не солгало: горцы держали в страхе весь город. Почему же это совершенно не доходило до Петербурга? Даже коллежский советник, всю жизнь занимающийся уголовным сыском, ничего не слышал о сибирских кавказцах. То, что Иркутск — «столица беглых», писал еще Максимов полвека назад[31]. Но этническая преступность — вещь новая. Или нет? Просто начальство подправляло отчетность, посылаемую в столицу?

В четыре часа Лыкова отыскал сыскной надзиратель Франчук:

— Ваше высокоблагородие, вот то, что вы велели достать Аулину.

— Очень хорошо, давайте.

Коллежский советник стал просматривать списки работников переселенческого управления. И вскоре ткнул пальцем в одну из фамилий:

— Гляньте-ка, Федор Степанович. Секретарь управления — не имеющий чина Лиадзе. Грузин!

— Ну и что? — не понял Франчук.

— На такой должности он мог легко украсть паспорта.

— Какие паспорта?

Лыков изложил надзирателю свою догадку по поводу происшествия от 23 апреля. Тот быстро согласился. Чуть не сотня бланков — для простых воришек многовато. Если это был заказ санатории, и ее содержатели — люди Ононашвили, тогда все сходится.

— Вот что. Наведите мне справки про не имеющего чина. Знакомства, порочные привычки — все, как обычно.

Франчук удалился выполнять поручение, а Лыков опять засел за архивы. Скоро приедет Азвестопуло. Он назовется Серегой Сапером, бандитом из Одессы, связанным с контрабандистами. Бежавший с каторги налетчик начнет искать укрытие и новые документы. Если ему поверят, то предложат поселиться именно в том месте, которое Лыкову велено разорить. Алексей Николаевич стал выписывать всех лиц с греческими фамилиями, которые встречались в полицейских протоколах. Попандопулос, владелец кофейни в гостинице Нико, был у сыщика на первом плане, но его одного могло не хватить.

Выяснилось, что греки широко представлены, например, в торговле. Им принадлежит несколько пивных, квасных, а также столовых-«обжорок». Много оказалось армян, попалось несколько турок и бакинских татар[32]. А первую скрипку играли евреи. Похоже, русские в этом городе были на третьих ролях. Коллежский советник еще глубже зарылся в бумаги и вскоре реабилитировал соотечественников. В торговле может быть, а в части злодейств православные мало уступали инородцам. Беглый каторжник Рожков убил Корнея Еремышкина, жившего в богадельне при Кузнецовской больнице, и вырезал у него из подкладки пиджака 395 рублей. Богатый попался нищеброд… Илья Федоров удавил столяра Соколова, труп сволок в Ушаковку. А потом в пьяном виде бегал по базару и кричал: «Я убил!» Шестнадцатилетний Павел Тарапущенко зарубил топором буфетчика дома терпимости Алексея Горшкова и украл у него десять рублей, остальные деньги (которых у буфетчика было много) найти не сумел. А легковой извозчик Роман Шестак ударил насмерть седока за неоплату проезда. Взял колесный ключ — и по темечку… За тридцать пять копеек.