Тот покосился на пристава. Мотовилов сказал:

— Зови, зови. Это коллежский советник Лыков, он приехал из Петербурга.

Шмугия заупрямился:

— За что арестовываете Бакрадзе? Он ничего такого не сделал!

— Никто его не арестовывает. Просто у господина Лыкова есть к нему разговор.

— Здесь?

— Найдется у тебя пустая комната? — уточнил Алексей Николаевич.

— Выгоню всех из чистой половины. Сей момент!

— Пришли туда Бакрадзе.

Лыков уселся у окна. Ему тут же принесли кружку «бергшлоса» и блюдце моченого гороха.

— Хорошее пиво? — перехватил сыщик полового, тоже кавказца.

— Нового завода, только вчера открыли. Вах, вкусное!

За дверью пристав бубнил, а Шмугия оправдывался. Ожидание затягивалось. Алексей Николаевич уже собирался рявкнуть, но тут из грязной половины вошел человек.

— Я Бакрадзе. Зачем меня искал?

Маз оказался высокого роста и еще более устрашающей наружности. Глаза жесткие, на щеке шрам… Прямо злодей из фильмы.

— Я — Лыков, служу в Департаменте полиции. Вот, читай.

Сыщик протянул бандиту свой полицейский билет. Тот внимательно его изучил и вернул обратно.

— Теперь прочти еще вот это.

Алексей Николаевич показал свой открытый лист, подписанный Столыпиным.

— Усвоил?

— Ну, ты легавый из Питера. Дальше что?

Бакрадзе держался независимо. Всем своим видом он показывал, что не боится полиции.

— Разговор к тебе есть, секретный.

Туземец еще более подобрался:

— Валяй.

— От Иркутска до Петербурга пять тысяч семьсот две версты. Я проехал это расстояние не просто так. Начальство поручило найти укрытие, в котором прячутся беглые. Где-то здесь в губернии есть такое, а может, и не одно.

Бакрадзе слушал молча. «Крепкий орешек», — подумал Лыков.

— Мы называем их номерами для беглых. И знаем, что они не пустуют. Вот недавно сбежали из Туруханска три поляка-револьверца и прибыли сюда, к братьям Родонай. А те перепрятали пшеков куда следует. Они там отдохнут, обзаведутся документами, а через месяц-другой окажутся в Варшаве.

— Ты зачем мне это рассказываешь?

— Сейчас поймешь. В Иркутской губернии ни одно большое дело не обходится без ведома и согласия Нико Ононашвили…

Бандит протестующе поднял ладонь:

— Я ему не подчиняюсь. И еще есть вольные мазы: Володька Чалдон, Мишка Глухов, Вацлав Яруха.

— Есть, но крупные дела, такие как номера, которые я ищу, под силу лишь ему. И братья Родонай из команды Нико.

— Продолжай.

— Ты с Ононашвили в ссоре, и мира между вами не будет. Теперь кто кого. Так ведь?

— Ну…

— Вот видишь, твое положение тяжелое. Соломоныч не успокоится, пока тебя не закопают. И сил у него больше. Нужны крепкие союзники.

Бакрадзе откинулся на спинку стула и сверлил сыщика глазами. Тот пододвинулся поближе:

— Слышал поговорку: враг моего врага мой друг?

— А… Вон ты куда клонишь. Хочешь сделать Георгия Бакрадзе доносчиком?

— Нико распустил такой слух давно. Что ты теряешь?

— Я теряю честное имя. Все знают, что Нико врет. А теперь вдруг окажется, что я действительно лягач?[27] Меня поставят на ножи — и правильно сделают. Уходи, наш разговор окончен.

— Значит, пусть он тебя зарежет? Ты же один с ним не справишься! Семь джигитов у тебя? Не густо.

— Это мы еще поглядим, кто кого первый зарежет! — вспыхнул маз.

Алексей Николаевич предпринял последнюю попытку:

— Дай мне подсказку, остальное я сделаю сам. Хлопну так, что от Нико перья полетят. Тебе облегчение.

— Ничего ты не сможешь, хоть и полковник из Петербурга, — Бакрадзе брезгливо скривился. — Ононашвили давно купил здешнюю полицию. Надо будет, положит в карман и губернатора. Захочет — и тебя купит. Как я могу тебе доверять? Вы в полиции все продажные.

— Ты меня не знаешь, согласен. И потому не можешь мне доверять. Так ведь и я тебе не доверяю. И что? Разве мы не союзники? Враг общий. И учти: я тебе нужнее, чем ты мне. Секреты Нико могут выдать и другие, для этого существуют деньги. А вот помочь тебе справиться с «иван иванычем» могу только я.

Бакрадзе задумался. Лыков повысил голос:

— Георгий! Соображай быстрее. Дай мне подсказку, и я разорю номера для беглых. Лишу Ононашвили статьи доходов и тем его ослаблю. Тебе с этого прямая выгода.

Маз долго чесал лоб, потом сказал:

— Дай мне подумать. Где тебя найти?

— Угол Шестой Солдатской и Большой, дом Космозерской.

— Той, которая утаила вещи из ломбарда? — оживился Бакрадзе.

— Говорят, это поклеп.

— Кто как говорит. Многие склоняются, что Ядвига взяла. Она жадная.

— А ты откуда знаешь? — вскинулся сыщик.

— Предлагала мне себя в обмен на защиту. Заместо денег! Вот фря…

— А ты?

Туземец неприятно засмеялся:

— Для меня Ядвига старая. А для тебя, я вижу, в самый раз?

«Черт, во что я вляпался из-за своей похоти, — расстроился Лыков. — Зарекался иметь дело с польками. И вот опять!»

— Сыскные считают, что ее оговорили, — стал защищать женщину питерец. — И сделал это тот, кто на самом деле утаил ценности из ломбарда. Ты можешь поспрошать? В своей среде. Тебе скажут то, что не сообщат другим. Это моя личная просьба, не по службе.

Бакрадзе озадаченно посмотрел на коллежского советника.

— В своей среде? Значит, веришь ей?

Тот лишь вздохнул:

— Не знаю. Хочу верить.

— Ой, Лыков! Бабы такие хитрые. Вокруг пальца обведут, и не заметишь как.

Между двумя мужчинами словно протянулась невидимая связующая нить. Маз покачал головой, улыбнулся:

— Да я сам дурак бываю. Иногда такая попадется, что голову теряешь…

Помолчал и добавил:

— Ладно, спрошу. Ты того… уходи через ту дверь. И здешним фараонам ничего не рассказывай, они купленные.

— Даже Аулин?

— Начальник отделения? Про него разное говорят. Больше хорошего, чем дурного. Ну ловит он нас, старается. Служба у него такая. Бьет на допросах. Так в полиции всегда били… Нас, кавказцев, вы мордовать боитесь, мы можем сдачи дать. А русские терпят, их и лупят.