Из-за стола, накрытого для двоих легким завтраком с тремя видами черной икры к блинам, поднялся очень высокий господин с вытянутым книзу лицом. Портрет его был известен каждому подданному. Говорить о нем в ресторане дозволялось без имени и чинов, никакого «Его Императорского высочества, великого князя». Говорили скромно: «его светлость». Великий князь только успел распахнуть объятия, как на него дикой кошкой прыгнула Отеро. Хорошо, что князь был без мундира и орденов. Божественная Отеро вела себя как умелая девочка. Прижалась грудью, захватив в объятия его шею, и впилась зубами в мочку уха. Князь держал ее легко, но нежный укус вызвал легкий стон.

– Дорогая, у меня мало времени, – с сожалением сказал он.

Отеро, пользуясь испанской безнаказанностью, стукнула кулачком ему в грудь. Тем самым осуществив мечту революционеров: ударить по самодержавию. Она так же внезапно спрыгнула, откинув его руки, и упала на стул, как будто после тяжелой работы.

– Я понимаю: ты меня больше не любишь, Никки, – сказала она, трагически прикрывая глаза ладонью. – Ты нашел новую любовь.

Князь только глянул на подаренные кольца, украшавшие эту ручку, что было весомым (в несколько тысяч рублей) доказательством его верности. Он стал убеждать, что это глупые страхи, которые можно забыть. Поиграв мужчиной, сколько было нужно, Отеро снова кинулась ему на шею, влепила поцелуй и не отпускала, пока князь немного не задохнулся. Отпустив мышонка, она взяла ложечкой икру и медленно облизала. Что вызвало у князя нездоровые фантазии.

– Что бы ты хотела, дорогая? – спросил князь, разрываясь между фантазиями о ложечке и необходимостью быть во дворце через четверть часа.

– Меня хотят убить.

Бровь князя изогнулась в изумлении.

– Убить? Тебя? Дорогая. Это пустые страхи…

Отеро поняла, что перегнула палку. Так нельзя было приступать.

– Я чувствую угрозу, которой пропитан каждый мой шаг! – сказала она. – Не знаю, кто и когда нападет, но это случится. Обязательно в ближайшие дни…

– Кто же этот злодей? Только скажи…

– Если бы знать… Если бы знать… – Она покачала кончиком туфельки, чтобы заметил князь. – Не сомневаюсь: это Кавальери готовит ужасных итальянских убийц. Они уже бродят по городу в поисках добычи.

Великий князь уже не раз выслушивал подобные опереточные истории. И относился к ним как к шалостям любимой кошечки. Раз он стал мышонком.

– Что же ты хочешь, моя прекрасная испанка? – спросил он, думая, что дворец может и подождать. Как говаривал один беспощадный монарх: «Париж сто́ит обедни».

– Посади ее за решетку! Хотя бы до 26-го числа!

Такую просьбу князь не мог исполнить. У Кавальери были покровители не столь сильные, но скандал мог быть донесен до царя.

– Это невозможно, прекрасная Кавальери не нарушает законов, ею многие восхищаются, – сказал он, чтобы подразнить кошечку.

Ответ последовал мгновенно: Отеро метнула ложечку в горку икры. Брызги полетели по столу. Ох уж эта необузданная испанская страсть! Как ему нравилась эта испанка, как она будила кровь! Князь улыбнулся и стал просить прощения, обещая новый браслет. Отеро сменила гнев на милость.

– Хорошо, ты не можешь ее ни посадить, ни выслать… А защитить меня от кровожадных итальянских убийц?

Великий князь готов был предложить широкий выбор: от жандармов и «охранки»[16] до дворцовой полиции. Все к ее услугам. Вызывать гвардию и артиллерию он бы не рискнул. Кошечка опять поступила по-своему: она захотела, чтобы ее оберегал чиновник сыскной полиции с выдающимися способностями. Про господина «Азардов» князь ничего не слышал, невелика сошка. Но обещал исполнить в точности. Отеро набросилась благодарить. Визит во дворец подождет. Великие князья тоже имеют право на счастье.

Хозяин «Аквариума» сидел в кабинете и ждал. Он был из крестьянского рода и не умел воспитанно грызть ногти. Нетерпение разгонял просто: сгибал и разгибал стальной прут, который хранился на всякий лихой случай. Александров был в силе и теле, мог за себя постоять. Когда в кабинете неожиданно возник Ванзаров, он быстро сунул в ящик стола прут, превращенный в неровную петлю как раз для его бедной шеи. Манера этого господина входить без стука, будто хотел застукать за преступным умыслом, уже раздражала. Но не так чтобы отказаться от его услуг. Отказ уже невозможен.

Ванзаров занял тот же самый стул и принял ту же позу, что и вчера вечером, когда казался Александрову спасением. Теперь маятник качнулся в другую сторону.

Александров начал говорить, как он рад, и тому подобную чушь. На него уставился немигающий взгляд. От которого хотелось залезть под стол.

– Александр Георгиевич, помните, что обещали мне?

Вопрос не предвещал ничего хорошего. Александров, конечно, помнил: всяческую помощь. Только чтобы не было трупов и великое событие состоялось.

– Вы обещали правду, – резанули его ответом. – Правда – это значит: не врать, не жульничать, не хитрить. Я достаточно ясно выразился?

К чести Александрова надо сказать, что торговался он прекрасно. В любом торге главное – непроницаемое лицо. Так он сбивал цену в два, а то и в три раза, выгодно покупая дома, участки и кареты. Но сейчас умение маленько подвело. Он только выразил возмущение подобным подозрениям.

– Если желаете, немедленно покину ваш театр, и дальше будете иметь дело с приставом. Я найду, как убить отпуск…

Предложение было заманчивым. Но слишком опасным. Непредсказуемым. Случись что, а купеческий нюх его был встревожен, на Левицкого никакой надежды.

– Что вы, господин Ванзаров! Да за что такая немилость?

– Сегодня в вашем саду два господина устроили бутафорскую дуэль. За которой из кустов наблюдал репортер «Листка». И все бы ничего, да только Грохольский и Тишинский умудрились купить боевые патроны… Догадываетесь, что могло произойти?

Вылетело крепкое народное выражение, которое было припечатано выводом: «Ничего идиотам поручить нельзя!»

– Они не умеют ни стрелять, ни заряжать. При этом набили полную обойму патронов. Только чудом оба выстрела пришлись «в молоко». Ну, если не считать, что одна пуля угодила в лоб вашему метрдотелю…

– Как? – растерянно проговорил Александров. – Я же не знал…

– К счастью, лоб у него оказался твердый, пуля отскочила, – закончил Ванзаров с непроницаемым видом. – Если нечто подобное повторится, ваш драгоценный бенефис не состоится. Слово чиновника сыска…

Александров готов был поклясться на либретто «Парижаночки-сорванца», что таких номеров для репортеров больше не повторится. Не сойти ему с этого места.

– Господин Ванзаров, позвольте вопрос?