Слушать журчание непонятной речи Кавальери наскучило. Она встала, взяла шляпную коробку, которая стояла у трюмо, и приказала Жанетт собрать все ее платья.

– Господин Александрофф, – строгим тоном сказала она. – Я покидаю ваш театр. Ноги моей не будет на этой сцене, пока мне не будут возвращены мои украшения. Это мое последнее слово. Прощайте и не беспокойте своими уговорами. Мои условия вам известны, я сообщила их при двух свидетелях…

Кавальери шла по битому фарфору с гордо поднятой головой. Александров стоял как громом пораженный. Ванзаров же был более крепко скроен. Он пошел за ней. Но остался в дверях театра. Как только Кавальери вышла на проспект, к ней опять подлетела пролетка с ряженым кучером. Она поставила шляпную коробку на диванчик и села рядом с ней. Кони взвились и понесли пролетку. Она исчезла стремительно.

Ванзаров вернулся к гримерную. Жанетт вынимала из шкафа сценические наряды, складывая на спинку стула. Александров так и не сдвинулся с места. Во взгляде его была заметна нездоровая паника.

– Что делать-то? – проговорил он.

– Во-первых, заклеить болтливые рты, – ответил Ванзаров. Этот совет вряд ли можно было выполнить: в коридоре уже собирались любопытные. Морев и Вронский в их числе.

– С этим лично разберусь… А с пропажей как быть? Левицкого вызвать?

– Обязательно. Но для начала телефонируйте господину Лебедеву. Он любит с утра пораньше интересные дела.

Александров оторвал себя от пола и пошел исполнять.

Жанетт не слишком спешила собирать платья, мельком бросая на Ванзарова «интересные» взгляды. Она была не прочь познакомиться с русским полицейским поближе и не скрывала этого. А на Ванзарова иногда нападала полная слепота.

Шереметьевский знал, что дорога в высшие сферы начинается с малого шага. Он еще не нашел способ, как сообщить князю Барятинскому, что его княжеская шалость раскрыта. Это надо сделать так аккуратно, чтобы не обидеть влиятельное лицо, но в то же время следует показать, как великолепно и быстро исполнено поручение. Наконец ему пришла блестящая идея: сделать письменное заключение о подброшенной записке. В котором указать на штамп полка и прочее. Для этого не нужно прибегать к помощи Лебедева. Такую бумагу с гербом Департамента полиции он мог составить сам. И даже добавить в анализ почерка много лестных эпитетов о характере писавшего: мужественность, сила, достоинство, благородство, честность. И прочее. Прочитав такое, Барятинский, конечно, не обидится, что его разоблачили, а поймет, каким тонким обхождением обладает начальник сыскной полиции. И они станут еще большими друзьями.

Окрыленный идеей, Шереметьевский достал чистый лист с клеймом Департамента. Но его вызвали к телефонному аппарату. Он приложил к уху слуховую трубу и в рожок амбушюра сказал: «Слушаю». На том конце телефонного провода ему сообщили, что начальника сыска срочно требуют. Когда Шереметьевский услышал, где ему надлежит быть срочно, то обомлел от тихой радости. Он и подумать не мог, что протекция в высших сферах работает так быстро. Буквально стремительно. Шереметьевский ответил, что прибудет как приказано, и побежал в кабинет переодевать обычный пиджак на министерский с петлицами и нарукавным шитьем.

На пролетке Казанского участка он прибыл на Петровскую улицу и немного оробел. Дворец отличался не помпезностью, а, напротив, некоторой сдержанностью. Располагался довольно одиноко на Петербургской стороне почти на берегу Невы, так что в окна был виден царский дворец на той стороне реки. В трепет приводил хозяин дворца. Его императорское высочество великий князь Николай Николаевич, внук императора Николая I и дядя царствующего императора, был известен жестким, властным характером. Он отдавал приказы и требовал их точного исполнения. Являясь военным, он формально не мог отдавать распоряжения полиции. Но кто в России смотрит на формальности! Если великий князь хочет, должно быть исполнено.

Шереметьевский одернул неудобный сюртук, который надевал только на официальные приемы, и шагнул в высшие сферы.

Великий князь принял его в своем кабинете. Оглядев строгим взглядом, не предложил сесть. Начальник сыскной полиции так и стоял навытяжку.

– До меня доходят сведения, – начал князь резким, командным тоном, – что знаменитые гости столицы нашей империи подвергаются опасностям…

Шереметьевский не знал, что и подумать. Неласковый прием совсем не походил на то, чего он ожидал. А потому благоразумно промолчал.

Князь выдержал паузу, чтобы проверить, как поведет себя полицейский. Тот повел себя разумно: послушно ожидал дальнейшего распоряжения.

– Не вообще гости, а всемирная знаменитость и звезда лучших театров Европы, мадам Отеро. Она осчастливила нашу столицу своими гастролями, дарит столько радости и счастья публике. А что же получает взамен?

Ответ на этот вопрос Шереметьевский знал. Да и не только он, весь Петербург полнился слухами о баснословных подарках Николая Николаевича своей любовнице. Украшения покупались у лучших ювелиров. В них Отеро блистала на сцене. Блеск этот – часть соперничества с Кавальери: они словно соревновались, у кого покровитель более щедрый. Эту часть боя бабочек Отеро уже выиграла: газеты величали ее скромно – «королева брильянтов». Даже намекнуть на подобное было немыслимо. Шереметьевский твердо молчал.

Разумность чиновника нравилась князю. Он счел возможным смягчить тон.

– Понимаю, что у сыскной полиции забот и дел достаточно. Но прошу вас обратить особое внимание на этот случай. Необходимо уделить особое внимание.

– Как прикажите, ваше императорское высочество, – по-армейски отчеканил Шереметьевский.

Князь даже пожалел, что вначале был излишне строг с этим толковым полицейским. Жаль, что раньше о нем не слышал.

– Я не имею права вам приказывать… – тут князь забыл фамилию, что-то княжеское, но не совсем правильное, – господин начальник сыска, могу лишь попросить об одолжении.

– Приложим все усилия.

– Рад слышать… У вас есть толковые чиновники?

– Так точно, найдем.

Хорошо, хорошо, никакой развязности, строг и скуп. Князь был крайне доволен, что щекотливое дело так просто решается.

– Слышал, у вас есть некий… Азардов. Нельзя ли привлечь его к защите госпожи Отеро?

Шереметьевский и бровью не повел. Он сразу понял, кто скрывается за неверной фамилией. Никакого Азардова среди его подчиненных нет. Зато Ванзаров имеется, к сожалению. Великий князь имеет право путать фамилии. А вот у него теперь нет права ошибиться в отношениях с Ванзаровым. Худшее оправдалось: у этого субъекта в самом деле покровительство на самом-самом верху. Уж если в императорском доме о нем знают – куда выше? Не зря слух шел. Вот только как его вернуть из отпуска? Дать телеграмму, чтобы сошел с поезда в Киеве и вернулся назад? Так ведь не сочтет нужным подчиниться. С такими-то связями. И поручить никому нельзя. Хоть самому идти.