Пристав вскочил, будто был готов рубить на скаку.

– Кто этот негодяй?! Едем брать его…

Порыв был искренним. Ванзаров хотел немного унять его, но тут дверь распахнулась (с ней сегодня явно что-то не то), в кабинет просунулось перепуганное лицо городового Илюхина, который просил немедленно прибыть в сад «Аквариума». Там беда приключилась.

Пристав должен был выскочить первым, но предоставил это право дорогому гостю. В голове у него мелькнула мыслишка: «Кончилась наша спокойная жизнь. Недаром слух идет: где Ванзаров – там проблемы!»

Парнишка растерял франтоватый вид. Фуражка новенькая валялась в пыли затоптанная, рукав пиджачка вырван с корнем, на сорочке – кровавые сопли, а под глазом светил роскошный бланш[14]. Пегий не жаловался, утирал нос, еще кровивший, и был счастлив, что легко отделался. Били долго, но бережно, не до смерти. Чтоб запомнил: Обух приказал – умри, а исполни. В следующий раз так и будет.

Воровской старшина сидел за конторкой и улыбался гостю. Гость, мужчина неприметного вида, серый, как стена, мимо которого пройдешь и не заметишь, и здесь в подвале держался в тени. Ему не нравилось, что Пегий видел его лицо. Он сделал незаметный жест в сторону парнишки.

– Пегий, пшел вон, – сказал Обух с таким равнодушием, будто муху прогонял.

Побитый был счастлив выскочить наружу.

– Людей в строгости держите, как посмотрю, – сказал гость.

Обух подтвердил:

– Без этого нам никак нельзя. – И выразил удовольствие, улыбнувшись еще шире: – Благодарствую, что изволили прибыть, господин Нитяев.

Серый человек поморщился:

– Прошу вас, никаких имен. Называйте меня Леший… И без «господина», по-простому.

Такую просьбу нельзя не уважить. Обух прекрасно знал, кто перед ним, и никогда не имел бы с ним дела, если б не крайняя нужда. Ишь чего удумал: кличку себе придумывать? Кличку воровской мир дает, как награду или проклятие. Пришьют – не оторвешь. Какой из него леший: так, Промокашка. Кличка понравилась и пришлась впору. Между своими будут величать.

Впрочем, и Нитяев, пардон – Леший, был неплохо осведомлен о подвигах воровского старшины. Страха с иллюзиями не испытывал.

– Дельце имеется… – Обух чуть не назвал его по фамилии. – Леший, за человечком одним надо походить, точно разузнать, что делает, где бывает. А если полезет, куда не следует, нам наперед донести. Чтобы мы его немного «приласкали»…

Как умеет ласкать Обух, Леший знал наглядно. Как видно, дело касалось кого-то из непокорных воров. Ему важно было знать, какая цель у вора, но задавать такие вопросы было нельзя. В этом и состоит его работенка тяжкая.

– Сколько? – спросил он.

Обух назвал цену, после которой можно год отдыхать, по кофейным пирожные кушать. Тысяча рублей! Громадные деньги. За мазурика беглого столько не платят.

– Кто объект наблюдения? – спросил Леший по старой привычке.

А Обух убедился: сколько волка ни корми, сколько ни напяливай крашеных шуб, все одно – кровь не спрячешь. Чужой он воровскому миру. Но нужный.

Чтобы показать, что и они не лаптем щи хлебают, Обух достал из конторки новенький выпуск разыскного альбома Департамента полиции. Стоил недорого, в полицейском участке тоже кушать хочется. Пропадет один – и не заметят. Каплюжники[15] тоже люди. Листнув страницы, на которых красовались рожи политических, Обух нашел воровской отдел. На первой странице красовался портрет из салона. Писаный красавец, одним словом. Знать, снимка из картотеки на него не нашлось.

Взглянув, Леший не скрыл удивления.

– Этот?

– Он, голубчик скорый, соколик залетный, адамант драгоценный, – сказал Обух, пряча альбом. – Аль справитесь?

Дразнить Лешего не стоило.

– Вот что, господин старшина, за работу не возьму ни копейки, – сказал он.

Обух насторожился.

– А что так? Чай, мало? Так мы добавим, за деньгами дело не станет…

– У меня к нему личный счет, деньгами не измерить.

Выдает себя господин Промокашка, с потрохами выдает. Оно и к лучшему: пусть носом землю роет, а деньги целы.

– Кто вам, Леший, в подмогу требуется?

Был затребован Пегий и еще один парнишка, видом поглупее. Обух ничего не сказал: раз надо, так надо. Промокашка знает, что делает… С него и спрос будет.

А господин Диамант вышел на Михайловскую улицу после легкого завтрака в прекрасном расположении духа. На углу с Большой Итальянской маячила морда с подбитым глазом. На углу Невского и Михайловской торчала не менее расписная физиономия. Жаль, городовой не видит. Диамант увидел достаточно: неуемный Обух взял в клещи. Да только куда его дуракам против варшавского вора. Насвистывая «полечку», он перешел Михайловскую и неторопливо пошел к Невскому, где на углу свернул налево. Главное, чтобы его не потеряли. С беззаботным видом добрался до Пассажа и вошел под высокую арку. Обормоты сунулись, но были остановлены швейцаром в белых перчатках. Страж обещал свистеть полицию. Филерам Обуха ничего не осталось, как торчать у входа. Надеясь на удачу.

Удача от них отвернулась. Диамант быстро прошел галерею. На той стороне Пассажа, на Большой Итальянской улице, его ждал «лихач» с роскошной тройкой. Когда Диамант уселся на пуховый диванчик, то сразу приказал двигать к гостинице «Пале-Рояль».

Тройка с лихачом полетела птицей-тройкой. Ни от кого не скрываясь, не таясь и гремя на весь Невский бубенцами. Ни возница, ни Диамант не заметили, что за ними последовала скромная пролетка с невзрачным господином. Извозчику было приказано держаться в отдалении. Господин Леший был доволен: Диамант своим фокусам не изменяет. Они его и погубят.

Около клумбы, ставшей полем битвы, стояла садовая скамейка. На ней, как птички на ветке, рядышком сидели двое господ понурого вида. Над ними образом возмездия нависал Халтурин, пряча за спиной револьверы.

Ванзаров так спешил, что сбил невинную вазу, которую догадались поставить как раз вчера вечером. Городовой отдал ему честь и вытянулся перед отставшим и запыхавшимся Левицким. Пристав на всякий случай погрозил кулаком. Халтурин сильнее вытянулся, подозревая, что ждет его за оплошность.

– Где трупы? – спросил Ванзаров, разглядывая присмиревшую парочку, изучавшую гальку под ботинками.

– Разрешите доложить? – рявкнул Халтурин одновременно и своему, и чужому начальству. На что получил отмашку от своего.

– Изволите видеть, эти господа дуэль устроили посреди города! – отрапортовал городовой, протягивая револьверы. – Боевыми патронами стрелялись. А если бы какая почтенная старушка или нянька с младенцем проходили?