В саду не было заметно ни одной старушки и даже няньки. Тем более с младенцем. Рано ему еще по «Аквариуму» разгуливать. Пусть подрастет.

Ванзаров понюхал стволы: пахло порохом.

– Господа, что за игры вы тут устроили? – спросил он так мирно, что оба виновника сжались плотнее. Открывать тайну было неприлично. Каждый ждал, что другой даст слабину первым.

Терять время на пустяки сыск не привык.

– Что ж, Евгений Илларионович, извольте познакомиться, – Ванзаров театральным жестом указал на скамейку (да, он иногда позволял себе подобное). – Известные варшавские воры, клички: Мацек и Яцек… Мы их два года поймать не могли. А вот они – тепленькие. За ними стопка дел. Департамент будет счастлив.

Не успел еще Левицкий осознать, какая удача свалась ему прямо в руки, как один из господ подскочил, будто заноза скамейки нашла его.

– Да вы что себе позволяете! – слезливо вскрикнул он. – Я – Захар Грохольский. У меня своя квартира и состояние имеется! И паспорт выправлен как надо.

Раз дело, его соперник счел, что путы тайны разорваны. Он вскочил в свой черед:

– Как вы смете! Это ложь! Я житель Петербурга Николай Тишинский, у меня папенька и маменька имеются… Лавка москательная своя! Я буду жаловаться!

Ванзаров будто не замечал, в каком паническом страхе пребывают оба господина. Он шагнул к ним.

– Не воры? Это господин пристав в участке проверит. Продержит дней пять, не меньше. Бумаги, справки, отношения… Если ваша правда, выйдете как раз 29 августа, – сообщил он. И добавил: – Как раз успеете на открытие сезона государственных театров.

Такую жестокость нельзя было ожидать от полиции. Грохольский подкошенным цветком пал на скамейку. А недавний соперник устоял, но схватился за сердце. Как и полагалось делать здоровому мужчине.

– Господин полицейский, – начал он, запинаясь. – Нам нельзя в полицию… 26-го великий день, нам нужно…

– А раз нужно, – резко оборвал Ванзаров, – тогда без вранья и уверток жду признание: что тут устроили?

Отвечать пришлось Тишинскому, Грохольский натурально обмяк.

– Мы стрелялись за честь дам…

– Отеро и Кавальери?

Грохольский резво ожил и вскочил:

– Божественной Отеро!

– Великой Кавальери! – не уступал враг его.

– Зачем вам, взрослым мужчинам, эти игры?

– Это не игры, а дело чести! – заявил Грохольский.

– Где револьверы купили?

– У Макса Фидлера, на Невском, – за двоих ответил Тишинский.

– Патроны предполагались холостые?

Молчание было слишком красноречивым. Господа поклонники вовсе не собирались умирать.

– В магазине сказали, что возьмете холостые?

Тишинский охнул: наверняка в волнении забыл сделать важное уточнение. Приказчик отпустил боевые.

Ванзаров поманил пальцем.

– Кто вас нанял? – шепотом спросил он.

Дуэлянты старательно смотрели в разные стороны сада.

– Никто, – проговорил Тишинский, пряча глаза от сверлящего взгляда. – Слово чести, сами решились…

– Ну, тогда в участок на пять суток, – сказал Ванзаров, медленно поворачиваясь к приставу.

– Стойте! – Грохольский схватил его за рукав и попросил приблизить ухо.

– Где он? – спросил Ванзаров, выслушав признание.

Ему указали на густые кусты. Бежать было некуда, путь спасения к проспекту преграждали двое городовых.

Ванзаров попросил пристава извлечь тайного свидетеля. Простой приказ пристав исполнил с большим старанием. После легкой и отчаянной борьбы под шуршание веток был извлечен моложавый господин, который прятал за спину блокнот. Арестованного подвели за ухо.

– Ой, больно! – натурально вскрикивал он в железной хватке Левицкого.

Находку Ванзаров осмотрел без всякого интереса.

– Не могу сказать, что встреча приятная, – заметил он. – Знакомьтесь, Евгений Илларионович, это месье Шадрин, репортер «Петербургского листка».

Пристав маленько повернул ухо, отчего репортер имел шанс лишиться его. Ванзаров не обращал внимания на стоны.

– За очевидностью дела один вопрос: кто вас нанял?

Пользуясь знакомством, репортер умолял пощадить такую нужную часть головы. Ванзаров был милостив, ухо было спасено.

Утирая слезы и держась за бордовое ухо, Шадрин выдал того, кто сообщил о дуэли в саду «Аквариума». Такое событие – на первую полосу.

– Я отпущу вас, – сказал Ванзаров, рассматривая бордовую плоть: пристав малость перестарался. – Если дадите слово сжечь все записи и сообщить в газете, что дуэль не состоялась. В противном случае сообщу вашему редактору, что берете деньги за фальшивые новости.

Шадрин тут же порвал записки и бросил в пыль. Ванзаров не поленился их поднять.

– Господин Левицкий, этого можно отпускать, – сказа он.

Новость была не из лучших. Но противиться пристав не мог.

– А с этими что делать? – указал он на дуэлянтов.

– Продержи до завтрашнего утра, пусть не болтаются под ногами.

И Ванзаров как ни в чем не бывало пошел к театральному входу. Не сообщив Левицкому, что за театром будет приглядывать незаметный господин из отряда филеров Департамента полиции. Афанасий Курочкин, прославленный в полицейских кругах за невидимость при высоченном росте, уже занял позицию наблюдения. Он был тут, а его никто не видел. Не замечал. Ванзаров и сам бы его не заметил, если б точно не знал о его присутствии.

У пристава же были дела поважнее. Следовало разобраться с Халтуриным. Городовой так и стоял навытяжку, ожидая неминуемого разгрома.

Ресторан «Данонъ» предлагал не только изумительную французскую кухню, вышколенных официантов, но и залы для банкетов и торжественных ужинов. В Петербурге была страсть закатывать банкет по любому поводу. И без повода. Особенно когда банкет шел за казенный счет. На широкую ногу отмечались юбилеи, дни рождения, открытие моста где-нибудь в Сибири, спуск на воду яхты и тому подобные значительные события. Кроме больших залов, для особо посвященных имелись отдельные кабинеты, двоим в самый раз. Без стука в такие уютные гнездышки без окон, но украшенные в модном стиле, официант не имел права заглядывать под угрозой немедленного увольнения. Но никто и не думал вольничать: место официанта для бойкого ярославского паренька было таким хлебным, что передавали его внутри артели.

Дама, которая приехала в ранний час, не особо скрывала знаменитое лицо. Официант строго поклонился и пропустил даму вперед. Куда идти, она знала. Кабинет был оставлен для особых гостей. Официант распахнул дверь так, чтобы ненароком не попасть на глаза. За дамой он закрыл дверь тишайше и со всем старанием.