— Ну вот что, — сказал Покровский и поднялся наноги'. — Вам надо принять душ…

— Нет! — испугалась Наташа. — Мне надо с вамипоговорить о личном. Сядьте!

И она двумя руками толкнула его в грудь. Покровский, не ожидавшийничего подобного, потерял равновесие и свалился на кровать, нелепо взмахнувруками. Наташа вскарабкалась туда вслед за ним, подползла к нему начетвереньках и, дохнув в лицо коньяком, шепотом сообщила:

— Я люблю вас!

И громко рыгнула. Покровский закрыл глаза и сказал, ни ккому конкретно не обращаясь:

— Это не может быть правдой.

— Нет, это правда! — горячо заверила Наташа иприслонилась щекой к его груди. — У вас такие зеленые глаза, что дажесмешно. У меня такого цвета была жидкость для полоскания рта.

— Господи, чем я это заслужил? — прокряхтелПокровский, прилагая все силы, чтобы подняться и поднять Наташу вместе с собой.

Она не хотела, чтобы он двигался, и изо всех сил нажималаголовой на его солнечное сплетение.

Он сдался и снова упал на подушки.

— Вы лучший, — сообщила Наташа и обняла его двумяруками, как дядюшка Скрудж из диснеевского мультика обнимал свое золото.

— Я сражен в самое сердце, — пробормоталПокровский и решил, что лучше всего дождаться, пока она уснет, и потом оттащитьее на второй этаж.

— Когда я вижу вас… — горячо начала Наташа, щекоча егошею своим «ежиком».

— Ш-ш-ш! — шепнул он. — Давайте простополежим.

— Обнимите меня! — попросила она.

— Ладно, — согласился Покровский после паузы ипопытался сообразить, когда последний раз попадал в столь нелепую ситуацию.

Интересно, она вспомнит наутро, что вытворяла? Несмотря нина что, ему хотелось, чтобы она помнила. Через минуту раздалось сопение — егомучительница заснула. Покровский осторожно вывернулся из-под нее и, кряхтя,поднял ее на руки.

Она была тяжелой, горячей и свисала с его рук так, будто вней нет костей.

Он вытащил ее в коридор и, сделав несколько неверных шагов,попал в холл. Здесь было светло, и в кухне тоже. Возле разделочного стола стоялВадим и ел жареного цыпленка. Был он в трусах и длинных носках, украшенныхромбиками.

— Куснуть хочешь? — предложил Вадим, показываясводному брату обглоданную цыплячью ногу. — Покровский молча покачалголовой — мол, нет, не хочу. Тогда Вадим отвернулся и стал грызть кость, словнособака — боковыми клыками. Андрей потащил Наташу на второй этаж и уже преодолелцелых три ступеньки, когда она неожиданно сказала откуда-то из-под его локтя:

— Меня сейчас вырвет.

— Боже мой, — процедил он и бросился к ближайшемутуалету. Сгрузил ее на пол и велел:

— Ну, давайте! Вы можете стоять? Хотя бы на коленках?

— Да! — сообщила Наташа и легла на коврик передунитазом.

— Ну? И где вам плохо? — рассердился Покровский.

— Везде! — сказала она и захрапела.

Он отскреб ее от коврика и снова двинулся к лестнице. И вэтот момент услышал голосок Марины:

— Пап! Папа, это ты?

Покровский ужасно испугался. Он бросился сначала в однусторону, потом в другую, потом свалил обездвиженное тело на стоящий тут жедиван и задрапировал его пледом. В тот же миг в холле появилась Марина.

— Пап, Наталья так и не вернулась. Я недавно проверяла— в комнате ее нет. Что делать? Наверное, надо идти ее искать!

— Я ее уже нашел, — признался Покровский, и в этотмомент зазвонил телефон.

Отец и дочь испуганно посмотрели друг на друга, и дажеВадим, перестав жевать, вышел из кухни. Ночные звонки не сулят ничего хорошего.

— Алло! — с опаской произнес Покровский, прижавтрубку к уху. — Какой Парамонов? С нашего номера? В отделение милиции? Выуверены?

Что-о-о?! Какая-то ерунда. Вероятно, местные мальчишкипроникли в дом и баловались. Ну, значит, местные девчонки. Я не знаю, почемуночью!

Покровский, а что? Андрей Алексеевич, а что?

Он стал препираться с Парамоновым, в конце концов разругалсяс ним и бросил трубку на аппарат.

— Черт знает что такое! Капитан Парамонов заявил, чтокто-то из нас недавно позвонил в их отделение милиции и сказал, что в поселкеБерезкино Ц две обезьяны съели человека.

— Разве обезьяны едят людей? — удивился Вадим, переставжевать.

— Какие обезьяны, дядя? — воскликнулаМарина. — Откуда в дачном поселке обезьяны?

— Обезьяны — это Бубрик и Минц, — неожиданносказал плед человеческим голосом.

— Что это? — пискнула Марина. — Кто это?

— Это твоя Наташа, — ехидно заметил Покровский. —Зря ты о ней беспокоилась.

— О-о! Слава богу. А то мне в голову стали приходитьвсякие глупые мысли…

— Что, она напилась кофе? — с пониманием спросилВадим.

— Уверяю вас, до кофе у нее дело не дошло, —заявил Покровский. — Судя по сбивчивым рассказам, она выпила коньяку, еестошнило, и тогда она снова выпила коньяку.

— Потрясающе, — пробормотал Вадим. — Надобудет попробовать.

— Пап, она там задохнется, ее ведь с головойукрыли, — сказала Марина, и тут плед громко запел:

— Не печалься о сы-ыне, злую долю кляня-аа… Ты-гы-дым,ты-гы-дым…

Покровский нервно рассмеялся и посоветовал дочери:

— Иди спать, я транспортирую ее до места дислокации.

— Но я хочу тебе помочь!

— Иди-иди! — прикрикнул он. — А тонаслушаешься всякой ерунды. Пьяные женщины иногда говорят такие вещи, откоторых краснеют даже прапорщики.

— По бурлящей Росси-и-и он проносит коняа-а… Ты-гы-дым,ты-гы-дым… — в два раза громче исполнил плед.

Хихикнув, Марина ретировалась, а Покровский отогнул крайпледа и увидел, что Наташа лежит с закрытыми глазами, раскрасневшаяся, какбулочница возле печи.

— У вас случайно не жар? — пробормотал он ипотрогал ее лоб.

— Это жар любви! — с надрывом заявила она ипопыталась схватить его за руку.

Он отдернул ее и сказал Вадиму:

— Пойди открой дверь ее комнаты. Вон там, справа отлестницы.

Вадим побежал наверх, а Покровский просунул ладони подНаташу и рывком поднял ее на руки.

Она немедленно прижалась к нему всем телом и обняла за шею.И произнесла, не открывая глаз:

— О! Как от вас приятно пахнет…

— Не то что от вас, — парировал он. —По-хорошему, вас надо хорошенько вымыть.