Девица была страшная и какая-то замурзанная, у Витьки же,Надежда точно знала, была другая, та, что с фотографии, та-то попригляднеебудет. Разумеется, никакой племянницы у Надежды Николаевны не было, то естьбыли, конечно, но они давно уже закончили школу, и даже институты. Но оченьудобный был способ — выяснить местонахождение неизвестного Витьки, прикинувшисьобеспокоенной теткой пропавшей племянницы.

— Да при чем здесь это? — стушеваласьдевица. — Я его девушку знаю, она не из наших.

— То-то что не из ваших, — злорадно сказалаНадежда и тут же сменила тон на более серьезный:

— Вот что, ребята, дело-то нехорошее. Девчонке,Таньке-то, шестнадцать лет всего. А она пропала, три дня ни слуху, ни духу.

Если вы мне адрес этого Витьки не скажете, я в милициюотсюда прямиком пойду. Так что ждите гостей через часок. Вам это надо?

— Не надо, — согласился председатель и так зыркнулна девицу, что та мигом стушевалась.

— Небось у вас с подвалами этими и так с милициейпроблем хватает? — догадалась Надежда.

— Хватает, — председатель был краток, —пишите адрес. Пускай Витька сам со своими проблемами разбирается.

Надежда поглядела на нахальную девицу торжествующим взглядоми достала блокнот.

Всю дорогу она с гордостью вспоминала, как удачно провеларазговор в клубе андербайкеров и выяснила адрес нужного парня. Звали егоВиктор, фамилия Грачев, жил он на Трамвайном проспекте.

Надежда Николаевна подошла к типовому девятиэтажному дому.

На нужном ей подъезде была установлена железная дверь скодовым замком, но открыть этот замок не представляло никакого труда: трикнопки из десяти были отполированы пальцами жильцов до нестерпимого блеска.

Она нажала блестящие кнопки и вошла в подъезд, в очереднойраз убедившись, что замки и железные двери — это фикция, и открыть их можетлюбой трехлетний ребенок.

Лифт, к счастью, работал, хотя в нем было темно и грязно.Правда, в том, что кабина плохо освещена, был даже плюс: благодаря этому не такбросались в глаза украшающие стены нецензурные надписи.

Поднявшись на седьмой этаж, Надежда подошла к двери сточетвертой квартиры и нажала на кнопку звонка. За дверью раздался довольногромкий звук, как будто что-то упало, и все стихло.

Зато из соседней квартиры неслись недвусмысленные звукиполноценного семейного скандала.

Визгливый женский голос очень темпераментно перечислялвсевозможных домашних животных:

— Козел! Свинья! Кобель!

В промежутке между этими зоологическими высказываниямираздавался звон бьющейся посуды.

— Боров! Баран! Мерин! — продолжался бесконечныйперечень животноводческих терминов.

Мужской голос что-то отвечал, но расслышать слова былотруднее — этот голос был глуше и потому не так разборчив.

Надежда Николаевна снова нажала на кнопку.

Трель звонка была хорошо слышна, но никто на негопо-прежнему не отзывался.

— Кобель поганый! Верблюд! Свинья! — Визгливаясоседка явно начала повторяться.

Надежда посмотрела на часы. Времени у нее было в обрез.Наверное, парень куда-то ушел. Она развернулась, решив вернуться на другойдень, потому что время поджимало, а Трамвайный проспект очень далеко от еедома, больше часа добираться, но вдруг внизу, на первом этаже, с лязгомраспахнулась дверь подъезда, и пробежавший порыв ветра слегка приоткрыл дверьсто четвертой квартиры.

Надежда Николаевна вздрогнула.

Она не раз видела в детективных фильмах, как неразумныелегкомысленные герои входят в незапертые квартиры и в результате попадают вужасные неприятности.

Умом Надежда понимала, что входить ни в коем случае нельзя,но природное любопытство было в ней сильнее рассудка, и она, оглядевшись посторонам, вышла в квартиру, открыв дверь локтем, чтобы не оставлять отпечатковпальцев.

Нельзя сказать, что внутри царила тишина.

Где-то потрескивал рассохшийся паркет, время от временигудели ржавые трубы, из-за стены соседней квартиры доносились приглушенныезвуки скандала, но признаков присутствия хозяина квартиры не было.

— Эй! — окликнула Надежда, почему-то испуганноприглушив голос. — Эй, есть здесь кто-нибудь?

Никакого ответа, конечно, не последовало.

Надежда крадучись, стараясь не шуметь, пересекла прихожую.

Она сама не понимала, почему так странно ведет себя. Еслиздесь никого нет — то можно не таиться, спокойно ходить по квартире, хлопатьдверьми и разговаривать в полный голос.

А если здесь кто-то есть?

Если здесь кто-то есть, то он все равно знает о еепоявлении.

И если здесь кто-то есть — почему этот кто-то не подаетникаких признаков жизни?

Надежда почувствовала, как по ее спине пробежали мурашки.

— Есть здесь кто-нибудь? — повторила она елеслышно, открывая дверь комнаты.

Эта единственная жилая комната была и спальней, и гостиной,и кабинетом, и столовой. Здесь стоял узенький раскладной диванчик, накрытыйсильно потертым вылинявшим пледом, и стол, по совместительству исполнявшийобязанности письменного и обеденного — во всяком случае, на одной его сторонележала стопка общих тетрадей в клетчатых переплетах, а на другом — грязнаятарелка с неаппетитными остатками недоеденных пельменей. В углу, возледиванчика, валялся на полу черный матерчатый рюкзак с уже знакомой Надеждесимволикой «подземных байкеров».

Еще в комнате были старенький корейский телевизор инедорогой музыкальный центр..

Хозяина квартиры здесь не было.

Решив позднее более внимательно осмотреть комнату, Надежда вышлаиз нее и заглянула на кухню.

Здесь царил еще больший беспорядок.

В раковине громоздилась высоченная стопка грязных тарелок,маленький столик был заставлен посудой так тесно, что на нем не оставалосьсвободного места. Надежда поняла, почему тарелка с пельменями оказалась вкомнате — на кухонном столе ее просто некуда было поставить.

От природы аккуратной Надежде не хотелось задерживаться наэтой свалке, тем более что здесь тоже не было никаких следов хозяина.

Она вышла в коридор и снова огляделась.

Перед ней были еще две двери — одна, судя по всему, вела всовмещенный санузел, а вторая — в кладовку или встроенный стенной шкаф.

Надежда открыла дверь ванной комнаты.

При этом ее охватило какое-то удивительно скверное предчувствие.Ей не хотелось переступать порог ванной, не хотелось до тошноты, до судорог, доголовокружения.