Никто наверняка не знает, где мы, даже хоронить нечего. И это лишь одна сторона медали. Подняла глаза на Тима. Тот все еще сжимал в руке аэромиг. Его взгляд был странным. Отрешенным и потерянным.

Тим посмотрел на устройство, а потом отшвырнул его в сторону. Пошел по пляжу в сторону, обратную от нас. Слова застряли где-то глубоко в горле. Слишком глубоко, чтобы я имела возможность их произнести.

Зато сбоку раздался хриплый старческий голос:

– Постой!

Но Тим не остановился, продолжил уверенно шагать, насколько это было возможно сделать, утопая по щиколотку в песке. Регнар Перей поднялся и крикнул громче:

– Да стой ты, упрямая драконья задница! Неужели сам не догадывался?

Дядя или не дядя действительно остановился. Рубашка намокла и облепила мускулистое тело. Он не был великаном, не был таким высоким, как отец, но все равно смотрелся внушительно.

Тим на секунду застыл, а потом обернулся. Глаза его не просто стали оранжевыми. Они выплескивались из радужек, а вокруг шелестели ленты Дара. Впрочем, все снова исключительно классического цвета. Кажется, теперь снова придется обретать себя и все такое.

– Конечно догадывался, но надеялся на твою и Коула честность. Это ж надо так лицемерить столько лет, устраивать цирковое шоу! Мог бы сразу выкинуть за бордюр своей карьеры.

Регнар отряхнулся, гневно воззрился на недавнего сына и процедил:

– Коул не знал и знать не должен. Это может негативно сказаться на работе. Политика не терпит таких скелетов шкафу.

Тим горько усмехнулся, а мне стало понятно. И противно. Да пусть эта политика с ее правилами катится в драконью задницу! Уперла руки в боки и с возмущением уставилась на деда. Собиралась высказаться, но прикусила язык. Еще не время, и это не моя история. Тим разделял негодование:

– Ну конечно, куда уж великим и ужасным Верховным правящим до простых смертных! Один с женой вершит судьбы, пусть и с согласия людей, а второй настолько врос в систему власти, что потерял всякую человечность.

Больше всего на свете хотелось сейчас провалиться сквозь землю. Обычно разборки и истерики закатываю я. Обычно весь мир вертится вокруг меня и моих проблем, выдуманных и не очень. Коснуться чужой изнанки оказалась не готова. Стало неприятно и неловко.

Тем временем спор разгорался с новой силой:

– Ты не понимаешь и никогда не понимал. Ты слаб и нежен. Всегда был таким. Если бы не твоя мать…

– Не смей даже упоминать о ней!

Сказано это было таким голосом, что я невольно попятилась назад. Вокруг Тима заклубились оранжевые облака, состоящие из тысяч лент. Они обвивали его, стягивали и отпускали, ползли в нашу сторону…

Стала подбирать ноги и отступать, а Регнар Перей, напротив, сделал шаг вперед. Не то чтобы я не любила дедушку, скорее он оставался чужим человеком. Закрытым и странным, непонятным. Но этой силы сейчас боялась даже я, понимала, что она не несет в себе ничего хорошего для нас.

– Не сметь? А то что? Затрону твои нежные чувства? Потревожу старую болезненную рану? Потопчусь по мозоли? А тебе никогда не приходило в голову, почему она стала моей женой? Почему приняла предложение от такого бесчеловечного тирана, как я?

Ленты стали заплетаться в странные косы. Тугие, с заостренными концами, они угрожающе двигались в нашу сторону. Я стояла ближе, но, достигнув моих ног, они сделали дугу, обогнув, как дерево, стоящее в пустыне…

Мне хотелось крикнуть Регнару, чтобы тот замолчал, заткнулся и не топтался по больному месту. В настоящий момент, особенно после всего пережитого, это не самая лучшая идея. Но того было не унять, слишком долго он хранил в себе это:

– Она сделала это ради тебя! Чтобы у тебя были имя и защита. Мне нужен был простой политический брак, а ей – защита и имя для нерожденного ребенка. Ни разу за одиннадцать лет ни она, ни я не пожалели о сделанном. Она была чудесной женщиной, а я выполнил свою часть сделки – дал тебе имя и защиту. Но ты не смог соответствовать!

Резкий смех Тима пробирал до дрожи. Ленты добрались до Регнара и опасливо обвили его, но на лице мужчины не дрогнул ни один мускул. Дедушка стоял посреди оранжевых переплетений как скала, нерушимая и уверенная. Он продолжил, но уже намного тише и проникновеннее:

– Ты другой. Не политик, более честный и мягкий, подверженный эмоциям. Когда ты сбежал в Солитдар и спутался с безродной прислугой, я скрипел зубами от злости. Какой позор для всех нас! А потом и вовсе… Каким местом ты думал, ложась в постель к жене грандмэна Срединного цирка?

Смех Тима оборвался, а в оранжевом живом поле вокруг нас появились проблески. Я же боялась даже дышать. Боялась пикнуть или любым движением привлечь внимание.

– А потом ты приплелся с повинной, помог спасти драконову Овайо, а та в свою очередь спасла мой полис. Но после всего ты все равно решился на очищение и набрался смелости, чтобы зайти в лабиринт Академии. Если честно, я думал, что ты не выйдешь из него…

Навострила уши. Что за лабиринт Академии? О чем он? Не слышала ничего подобного, что и понятно: вряд ли за месяц можно найти мало-мальски стоящую информацию.

Тут голову прострелило. Академия! Драконово дерьмо! Сколько мы тут уже ошиваемся? Но прервать душещипательную сцену не представлялось возможным. Святые правящие, что же делать?

– Тим, прости меня. Я много совершил ошибок в жизни, и ты одна из самых страшных. Прости, я никогда ни перед кем не извинялся. Да даже перед драконовой Овайо!

А вот это чистая правда. Отношения у дела с Эвой не сложились с самого начала. Она относилась к нему с теплотой и уважением, пряча в глубине души раздражение, а он терпел ее. Все-таки она спасла Нортдар от испепеления…

– Я был не прав, стоило сразу отпустить тебя и объяснить, почему Коул помог твоей матери уйти из этой жизни.

В очередной раз застыла, широко распахнув глаза. Отец сделал ЧТО? Помог уйти из жизни? Это как? Неужели… Да не может быть!

Все же повернула голову в сторону Тима. Тот неожиданно посмотрел прямо мне в глаза. Усмехнулся.

– Да, малышка Мими, моя мать была смертельно больна и угасала. Драконья лихорадка, крайне редкое и смертельное заболевание. Сначала ты покрываешься чешуей, затем у тебя отказывает тело, а под конец сходишь с ума…

– Она не захотела это терпеть и попросила моего сына избавить ее от страданий, а Тима – от наблюдения за этим.

Крутанула головой и встретилась глазами с дедом. В этот момент он уже не казался таким твердым и непобедимым. Напротив, ссутулился и словно превратился в того старика, которым и являлся.

– Она приняла решение, но я не смог с ним согласиться. Поэтому много лет делал все назло женщине, подарившей мне жизнь и любовь. Нарушал все просьбы и советы.

– Но ты смог выжить, смог зайти в лабиринт и выйти из него.