– Да что ты! – ахнула я. – Действительно такмного?

– Ну наш Потапыч, что понятым при обыске был,утверждает, что долларов там было – миллион сто тысяч! А Валентин Васильичсказал, что примерно девяносто пять тысяч, ребята считать замучились.

– Но ведь это значит… это значит, что все то, на что янамекала в своей статье… все оказалось правдой! Действительно, откуда ускромной государственной служащей сто тысяч долларов в подоконнике? Да ей жечестным трудом за всю жизнь столько не заработать! Это значит, что онадействительно участвовала в махинациях с недвижимостью, и за это ее убили!

– Сто тысяч… – вздохнула Ираида. – А если бы тызнала, в каком пальто она ходила… Это просто ужас какой‑то!

– Ну, Ираида, хотела я у тебя спокойно посидеть, а тысразу огорошила! Не знаю теперь, что и думать.

– А ты поделись со мной, авось помогу, –предложила Ираида. – С чего все началось‑то?

Я только собралась было рассказать ей все порядку, как ПетрИльич с мамулей уговорили меня создать сенсацию, но в это время зазвонилтелефон. Ираида долго говорила, потом как раз вскипел чайник, потом мы немногопоболтали о тряпках, перекинулись на мужчин, и я вдруг попросила Ираидузамолвить за меня словечко перед ее подполковником, не согласится ли он датьмне полное и эксклюзивное интервью на тему расследования убийства Антонова.

Ираида подумала и обещала поспособствовать ради нашей старойдружбы, на том мы и расстались.

Что началось в редакции на следующее утро после того, каквышла наша газета, – не рассказать. Главный пожалел меня, а вернее,сообразил, что в состоянии ужасного беспокойства за Мишку от меня будет малопроку, он просто опубликовал документы, что дала мне неизвестная Светлана, исам написал краткий сопроводительный комментарий. После этого хитрый Главныйуехал на дачу. Секретарша получила строжайший приказ никому не давать номер егодачного телефона, даже если в редакции будет пожар, а в городе – наводнение.

С самого утра звонков было мало, видно, чиновники и начальствоКУГИ так рано газет не читали. А уж потом, когда референты принесли им газетныематериалы с отмеченными красным местами, где нужно читать, те схватились заголову.

Сначала на звонки отвечал заместитель Главного, потом емуэто надоело, и он уехал в типографию. Начальник отдела новостей тоже куда‑тосмылся, и секретарша стала переключать звонки на нашу Гюрзу.

Вот когда на нашей улице настал праздник! Дверь в кабинетбыла открыта, и мы с Кап Капычем имели удовольствие слышать, как Гюрзаоправдывалась по телефону. Голос у нее напоминал шипение полузадушенной кобры,правда, я никогда не слышала, какие звуки издает кобра перед смертью.

Перехватив мой злорадный взгляд, Гюрза тут же отомстила:сдала меня неизвестному абоненту с потрохами, то есть сообщила, что АлександрКречетов – это псевдоним молодой журналистки Александры Петуховой.

– Слушай, за что она меня так ненавидит? – задалая Кап Капычу риторический вопрос.

Но ответ, как ни странно, получила:

– За то, что тебя все любят, а ее ненавидят, за то, чтоты можешь отлично писать, а она – нет!

Действительно, в последнее время Гюрза все больше правилачужие статьи, оттого верно и выбилась в начальство, чтобы самой у компьютера некорпеть, не больно хорошо она умела излагать свои мысли, да и мыслей тех было немного…

День прошел в какой‑то бессмысленной суете, я не моглазаниматься ничем серьезным и в благодарность Кап Капычу за моральную поддержкусочинила аж три эротических рассказа. Петя благодарил меня со слезами наглазах, сказал, что у него гора свалилась с плеч и что три недели он сможеттеперь спать спокойно.

Алексей Игоревич Березкин прошел мимо вахтерши, высокомерноподняв левую бровь. Гнусная старуха как‑то странно встрепенулась, и емупоказалось, что она хотела потребовать у него пропуск. У него, у заместителяпредседателя Комитета! Уж его‑то вся эта мелюзга обязана знать в лицо!Конечно, она не посмела, но хотела – он почувствовал это ее желание.

В чем, в чем, а в психологии мелких пресмыкающихся АлексейИгоревич очень хорошо разбирался.

Он шел по длинному коридору монастырского флигеля, в которомразмещался Комитет, все так же высокомерно подняв бровь, и отмечал творящиесявокруг странности. Встреченные в коридоре сотрудники здоровались с обычнымподобострастием, пожалуй, оно выглядело даже преувеличенным, но стоило емупройти мимо – они начинали шушукаться. Он не видел этого, конечно, не хваталоеще оборачиваться, но чувствовал спиной, зрячей спиной настоящего психолога.

Войдя в свою приемную, бросил взгляд на секретаршу. Так иесть – вид испуганный и заискивающий, при его появлении бросила телефоннуютрубку. Сплетничала, сплетничала о нем!

– Сам не звонил? – осведомился, по традиции указавпальцем наверх, хотя председатель комитета сидел здесь же, на первом этаже.

Ольга издала отрицательный писк и еще больше побледнела.

Алексей Игоревич вошел в кабинет, расслабил лицо, сел застол, углубился в бумаги, стараясь не думать о перешептываниях в коридоре, обиспуганном Ольгином лице, о заразе‑вахтерше… Он старался не думать и отом, что телефон у него на столе не звонит.

Обычно этот чертов телефон трезвонит, не умолкая, хрипнет отнепрерывных звонков, раскаляется, не оставляя ему времени на все остальныедела, – и это при том, что Ольга переводит на его аппарат только самыеважные звонки, остальные пресекая в зародыше. А теперь этот паразит молчал!

«Ну и хорошо, – думал Алексей Игоревич, – зато япеределаю столько дел!»

Он перевернул страницу и понял, что совершенно невоспринимает лежащий перед ним документ, смотрит на него так, будто он написанна португальском или голландском языке. Черт! Он никак не мог собраться смыслями, перед глазами стояла наглая физиономия вахтерши.

Алексей Игоревич Березкин начал свой трудовой путь вкомитете комсомола института. Ему было трудно: не было за спиной сильнойродительской поддержки, не было никаких связей. Но симпатичный исполнительныйюноша из провинции с пламенным чистым взором юного ленинца и бескомпромисснымхарактером, который не позволял ему мириться с отдельными проявлениямимелкобуржуазных настроений в студенческой среде, очень понравился серьезномунеулыбчивому человеку из парткома.

Юный ленинец, сталкиваясь с мелкобуржуазными проявлениями,бежал в партком и, кипя от возмущения, рассказывал об этих проявлениях своемупокровителю.

Не подумайте плохого, Алексей не доносил на своих друзей‑студентов,не стучал на них, просто его непримиримая жизненная позиция не позволяла емумолча проходить мимо вопиющего…

А если после его искренних бесед с покровителем четверыхстудентов отчислили из института, а на одного завели уголовное дело пообвинению в разглашении государственной тайны, то при чем здесь Алеша Березкин?Это студент, мерзавец, вел непозволительные разговоры со своим однокурсником изУганды, а кто его знает, этого уганденыша, может быть, он американский шпион илиагент влияния?