Федор Иванович никак не отреагировал на вопрос: у него не было желания расшаркиваться и миндальничать. Возможно, Михаил и не обладал гениальным умом и талантом своего отца, но он создавал впечатление человека дела. В основателе корпорации, несмотря на его сухость, чувствовалась внутренняя доброта, стремление к высшим идеалам, любовь к жизни и миру, ввиду которой он пытался сделать этот мир лучше. В Михаиле Федор Иванович видел ту же силу и энергию, ту же несгибаемую волю и целеустремленность, но полное отсутствие качеств, за которые любил его знаменитого родителя. Что же составляло его личность и характер, старику предстояло узнать в этом разговоре, и он заведомо этого знания опасался.

— Из статей вашего протеже я понял общее направление планируемой деятельности: борьбу за предоставление живым проектам человеческих прав и свобод. Скажите, как вы представляете себе реализацию этой идеи на практике? В коммерческом плане.

— Михаил, что дало вам основание предполагать мою причастность к неким статьям? Под протеже вы подразумеваете Александра, вероятно. Но я не вижу связи между ним, собой и статьями, целью которых является предоставление живым проектам каких-либо прав.

Михаил, не меняясь в лице, закурил. Он предполагал, на минутку, что старик начнет отнекиваться и блефовать, но уважение к собеседнику не позволило ему уделить этой возможности должного внимания.

— Неоспоримые факты, — ответил он уверенно. — Александр бесспорно умен, но и моя служба безопасности ест свой хлеб не за красивые глаза. А уж Липа видит все и подавно, а у меня, как вы понимаете, неограниченный доступ к ее ресурсам.

Постучав о дверной косяк, в кабинет вошла Людмила с подносом. Михаил недовольно выдохнул: не вовремя. Когда секретарь поставила перед ученым чашечку кофе, сахарницу и вышла, Михаил продолжил:

— Идея окупить провальный проект силами самого проекта, конечно, замечательна. Но хлопоты, которыми грозит его деятельность, обойдутся мне на порядок дороже.

— Вы сейчас говорите об убийстве, Михаил? — Федор Иванович не сводил взгляда с темных глаз собеседника. Тот затянулся и отрицательно покачал головой.

— Нет, Федор Иванович, я говорю о списании выполнившего свои функции живого проекта.

— Что ж…  — ученый положил в чашку два кусочка сахара и начал неторопливо помешивать. — Я создал Александра, и будет глупо отрицать очевидное: он близок мне. Я считаю его человеком, вижу в нем личность и не расцениваю искусственность его происхождения оправданием убийства, — он сделал паузу, во время которой отглотнул кофе. — Но истина сегодняшнего дня состоит в том, что он — собственность корпорации. А потому вы, Михаил, вправе поступать с ним как вам заблагорассудится, даже убить. Надеюсь то, что я называю вещи своими именами, не вызовет в вас подозрений в неуважении.

— Я не вижу веских для вас причин уважать меня, Федор Иванович. Истина сегодняшнего дня состоит в том, что своими именами — вещи — называю я, — проговорил Михаил с нажимом. — И в интересах корпорации, по крайней мере — направления живых проектов, а значит и в моих интересах — сохранить этот порядок вещей неизменным.

— Вы сказали, у вас мало времени, — пожал плечом ученый. — Чем я могу быть вам полезен, Михаил?

— Вы приехали сюда потому, что боитесь за Александра. Первого июня вы намерены выступить на заседании Федерации с докладом, суть которого сводится к требованию наделения живых проектов человеческими правами. Вы имеете неоспоримый вес в научных кругах и, судя по всему, стремительно набираете вес в политических, к вам могут прислушаться. Признаете ли вы причастность Александра к разворачивающейся против корпорации деятельности — значения не имеет. Ваши собственные действия в той же мере нежелательны для корпорации, как и его. Я настоятельно прошу прекратить ее.

— В обмен на жизнь Александра, полагаю? Или даже мою?

Михаил затушил сигарету и вернул взгляд к собеседнику. Подтверждать то, что они друг друга понимают, не требовалось.

— Вы либо слишком высокого мнения о моих душевных привязанностях, либо слишком низкого о моих принципах. Однако если вы всерьез полагаете, что платой за предоставление живым проектам человеческих прав может стать жизнь лучшего из них, а плату взимаете вы, Михаил, то мы вряд ли сможем найти общий язык.

Михаил молчал. Ему казалось, что он неплохо разбирается в людях, но честен ли сидящий перед ним старик или блефует, он понять не мог. Единственной целью этого разговора был отчет перед акционерами. Видел ли сам профессор, что и Михаил блефует? А если видел, понимал ли его цели, его самого как личность? Видел ли, что они, если не друзья, то хотя бы соратники в стремлении к лучшему, что может дать «Живой проект» миру? В случае с профессором стоило прислушаться к одной из любимых поговорок отца-основателя корпорации: «Держи друзей близко, а врагов еще ближе». Михаилу было необходимо понимать, с кем он будет иметь дело, если Высоцкий начнет реализовывать подозрения Петра. А поняв это, просчитать свои возможности сократить риски и обезопасить «Живой проект» и корпорацию в целом.

— То есть вы решили начать борьбу против корпорации, которой отдали большую часть своей жизни, более того, пустить на эту борьбу деньги, в ней заработанные, не ради этого конкретного живого проекта? — удивился Михаил. — Ради чего, тогда?

Старик улыбнулся, Михаил же добавил:

— Только не говорите, что Всеобщая декларация прав человека — ваша библия, а гипотетическая свобода любого человека на земле — цель остатка вашей жизни, Федор Иванович. Для человека, добровольно заточенного в снегах Арктики четверть жизни, и участвовавшего в создании нескольких мастер-образов живых проектов, это прозвучало бы фальшиво.

— Вам не нужен мой ответ, Михаил. Там где кончается свобода и честь — начинается политика. Там где кончаются мои человеческие ценности — начинается ваш коммерческий вопрос. Я ученый, а не политик или коммерсант. Я не умею и не желаю говорить на вашем языке. Я не покупаю жизни друзей предательством своих принципов. Я не расцениваю личность Александра сопоставимой по цене с борьбой за человеческую свободу его и ему подобных. Вам не удастся переложить на меня свой моральный груз. Надеюсь, само слово это вам знакомо. Вашему отцу оно было знакомо и к концу жизни он начал осознавать необходимость и неизбежность того, что попытаюсь сделать я. Вы можете наблюдать, можете мешать, можете бороться, а можете помочь его душе успокоиться. Поверьте мне, Михаил, он умирал не со спокойной душой, мы были дружны и я знаю это…  Саша же…  Саша — лучшее, кого создала корпорация за время своего существования. Он уникален лишь потому, что уникален в принципе. Вы можете списать этот живой проект, и я не смогу вам помешать. Но этим актом вы уничтожите то, ради чего ваш отец жил и работал, ради чего жил и работал я! — Федор Иванович сделал паузу и передохнул. — Я приехал, потому что опасаюсь за него. Но это опасение не остановит меня. Ваши же возможные действия лишь подтвердят для меня правильность выбранного пути. И это все, что я могу вам сказать, Михаил.

Федор Иванович поднялся и с трудом удержался, чтобы не пошатнутся. Ноги были словно ватные, он плохо представлял, как дойдет до двери.