долгого бега. – Подальше от Москвы. Найди себе там достойное занятие.

Липатов неуверенно дёрнул головой – должно быть, кивнул. Потерянно огляделся по сторонам. Ах ты, леший, все пути вниз ведь разрушены…

– Дай мне однократное разрешение на применение пространственной магии, – приказал Яр, вновь прибегнув к внушению. – И забудь об этом, как только окажешься на улице.

Он следил за каждым шагом человека, который несколько минут назад был ему страшным противником. Дождался, пока тот скроется в складках снежного полотна, за изгибом заметённой просёлочной дороги. Вьюга стремительно заглаживала отпечатки ног на сплошной белой пелене. Остался всего один след, и Яр знал, как его спрятать.

Прижав ладонь к полусгнившему бревну, он вызвал к жизни язычок пламени – самого обычного, не волшебного. Сырое дерево занималось долго, неохотно. Равнодушная стихия обжигала кожу, не давая забыться. Яр терпеливо ждал, пока огонь целиком охватит руины, не позволял ему угаснуть и следил, чтобы разгулявшийся ветер не перенёс искры на подступающий к усадьбе лес. Окрестные жители не спешили спасать нехороший дом; может, и вовсе ничего не заметили в густом снегопаде. Забытое гибнет в тишине.

Белые хлопья сыпались с неба, и вперемешку с ними опадал мёртвый серый пепел. День догорал в свирепом голодном огне.

LIX. Право на забвение

– Говорю под персональную ответственность, – мрачно и веско произнёс Ярослав. Он был бледен, но угрюмого взгляда не прятал. – Липатова больше нет. Я вынудил его нарушить клятву.

– Вот как, – отозвался Верховский, чтобы не молчать. За окнами логова утомлённый ветер проносил сквозь пятно искусственного света комковатые снежные хлопья. – Хорошего мало.

– Знаю, – Ярослав отвёл наконец взгляд. Он сидел, ссутулившись и упершись в колени чёрными от сажи локтями; перепачканные золой ладони накрепко сцепил и держал подальше от устилавших стол бумаг. Нервничал. Верховский и сам нервничал, но не показывать же перед подчинённым… – Миша сказал, Субботина взяли живым. Младшего.

Верховский, помедлив, кивнул.

– Верно.

– Можно мне с ним увидеться?

Зачем? Заработать ещё пару синяков для симметрии?.. Верховский волевым усилием отогнал нахлынувшее раздражение. Да, именно так – раздражение, и ничего больше. Слишком устал ужасаться за последние дни.

– Это вряд ли, – спокойным тоном сказал он. – Сейчас не то время, чтобы выпрашивать встречи в обход протокола.

Сказал – и сам себя выругал за лицемерие. Притихший, обвешанный клятвами Терехов перечить не посмеет, только нет никаких сил заниматься прихотью младшего офицера. Верховский битых три часа провёл, вытягивая крупицы сведений из вусмерть перепуганного Громова; ещё час ушёл на инструктаж для оперативников во главе с Ерёменко. Первая на памяти Верховского жертва «дурмана» от такого поворота дел напрочь растерялась, словно получила ещё одну боевую дозу; должно быть, до последнего распоряжения Терехов отдавал диаметрально противоположные приказы. На безопасников даже злиться толком не получалось. Сам таким был: куда сказали – туда побежал, а обо всём остальном уже подумали за него.

Надежды на парней всё равно мало: не успеют они за остаток ночи переловить контрабандистов и вытрясти из них имена заказчиков. Это не повод ничего не делать, но самое главное, самое опасное и непредсказуемое ускользает сквозь пальцы, как вязкая болотная жижа…

– Тогда хотя бы добейтесь для него пожизненного заключения, – Ярослав нарушил долгое молчание, и слова эти дались ему нелегко. Костяшки переплетённых пальцев побелели под чёрно-серой грязью. – Хватит уже смертей.

Верховский откинулся в кресле и на несколько мгновений прикрыл глаза. Неужто племянник Лидии дал-таки слабину?

– Михаил всё тебе рассказал?

– Да, – просто ответил Ярослав и умолк. Посчитал, что сказал достаточно.

Так оно и есть, леший побери. Чего ещё от него ждать? Это, в конце концов, его тётка выдернула дурно воспитанного профана из-под носа у управского правосудия. Только слишком уж разные тут ставки.

– И что я должен сказать следствию? – прохладно поинтересовался Верховский, старательно не пуская в голос упрёк.

– Что он попал под дурное влияние, – уверенно сказал Зарецкий. Подумал немного, словно решая, нуждаются ли его слова в пояснениях, и осторожно прибавил: – Я когда-то знал человека, до которого дело было только… ну, в общем-то, головорезу. Так вот, он не был жесток сам по себе. Просто не знал, что можно по-другому.

– Что с ним стало?

– Не знаю. Вряд ли что-то хорошее, – Ярослав снова взглянул в лицо начальнику, на сей раз – просительно. – Пожалуйста, попробуйте. Если не выйдет, я вас винить не буду.

Как великодушно!.. Верховский не жаждал ничьей крови, но – убедить судей смягчить приговор, когда так удачно складываются обвинения и все доказательства налицо? Разве что цистерну «дурмана» позаимствовать в «Технологиях будущего».

– Попробую, – с тяжёлым сердцем пообещал Верховский. – Но многого не жди.

– Понимаю. Спасибо, – Ярослав уважительно склонил голову. Странноватый жест для гордеца… Да он и не гордец. Нахал – это да, но не себялюбец и не спесивец. В отличие от покойного теперь Юрия Подлесного. – Новости обсудим сейчас или завтра с утра?

– Завтра с утра будет поздно, – Верховский, поддавшись порыву, положил перед подчинённым нарядный управский циркуляр. Со Старовым он этой нечаянной радостью не делился, отпустил парня на заслуженный безмятежный отдых. – Общественное собрание затребовало внеочередной созыв Магсовета. Восьмого числа, в двенадцать часов.

–