***

Липатов убрал ногу с половицы.

Он не спешил отбегать в сторону: на нём всё ещё висела клятва не ценить своей жизни выше чужой. Он всего лишь дал обеим жизням одинаково ничтожную цену.

Кожу холодным огнём обожгли чары личной связки.

Над головой оглушительно затрещало дерево. От стремительного, почти не рассчитанного пространственного прыжка закружилась голова. Яр сбил Липатова с ног, следом рухнул сам, перекатился по полу, цепляя занозы. По ушам ударил грохот; задрожали, ломаясь, хлипкие перекрытия. В висок врезался тяжёлый кулак. Яр взвыл, давая выход скопившейся боли. Почти вслепую перехватил чужое запястье, отчаянным рывком опрокинул грозно нависшего над ним человека. Проиграть схватку с теперь уже почти минусом? Ну нет, только не сейчас…

Мощный толчок в плечо отшвырнул Яра к пролому. Леший побери! Сил у него, может, и больше, но он по-прежнему легче коренастого противника – и тот об этом прекрасно помнит. Доски, надломленные упавшей балкой, охотно осыпа́лись вниз влажноватой трухой. В два удара сердца Яр вскочил на ноги и отпрыгнул от расширяющейся пасти пролома. Липатов налетел на него, как бойцовый петух, но на сей раз врасплох не поймал. Оба увязли в глухом противостоянии; один тянул к зияющей пропасти, второй – прочь от ненадёжной кромки. Опыта Липатову хватало: он не позволял Яру ни толком высвободить руки, ни сосредоточиться на заклятии. Казалось, он сам не против провалиться в клыкастую тьму, лишь бы утащить с собой и врага тоже.

Но Яр не мог позволить ему погибнуть.

Негаснущее волшебное пламя прокатилось волной по напряжённым мышцам. Совсем немного, малая частица того, дремлющего… Достаточно, чтобы оттолкнуть противника в глубь укоротившегося коридора; слишком мало, чтобы навредить. Сама наставница не нашла бы, к чему придраться. Яр взмахнул ладонью, накрывая Липатова сетью. Тут же, пользуясь передышкой, прижал к уху телефон. Страшась худшего, вслушался в сквозящие пустотой гудки.

Нет. Всё в порядке. Всё хорошо. Очередная прогулка над пропастью волей случая не закончилась падением.

Что ж, здесь тоже всё кончено. Бывший волхв не сумеет стряхнуть крепкие нити чар. С ним теперь справится даже самый неумелый оперативник…

Леший, нет! Ни в коем случае нельзя вызывать оперативников!

Яр механически шагнул к стреноженному противнику. Казалось, пол осыпается прямо под ногами. Липатова нельзя ни сдавать правосудию, ни вовсе подпускать к сообществу. Здешние маги не знают, как можно лишиться дара. Предъявить им угасшего волхва значит разбить вдребезги хрупкую тайну, оберегающую царящий среди одарённых зыбкий покой. Не выйдет даже исполнить данное Верховскому обещание…

– Ну, давай, – сипло каркнул Липатов. Лицо его, озарённое слабым золотистым сиянием, казалось мертвенно-бледным. – Спроси ещё разок. Заставь меня говорить.

– Нет, – Яр качнул головой. Слова срывались с губ летучим белёсым паром. – Ты клялся молчать.

– Умный щенок, – выдохнул Липатов и хрипло рассмеялся. – Если меня убьёт клятва, ты рук не запачкаешь. Ну, хочешь что-нибудь узнать?

Яр молчал. Секунды вязко растягивались в вечность. Ледяной сквозняк хлестал по спине мокрой снеговой плетью. Сердце гулко колотилось в груди, сбивая с ритма и без того беспорядочные мысли.

– Испугался, а? – с фальшивым сочувствием спросил Липатов. – Чистюля… Сам-то понял, чего боишься?

Слова с трудом достигали разума, словно им приходилось продираться сквозь пургу. Медленно и неотвратимо вызревало решение. Дурное, лживое, опрокидывающее казавшиеся незыблемыми принципы. Да что уж там – не впервой ими поступаться…

– Ты моё место займёшь, – презрительно выплюнул Липатов. – Уже почти и занял – вон как рвался… Тогда носик морщить не получится. Будешь людское дерьмо разгребать, как я разгребал. Научишься всех любить и прощать… Сломаешься – сдохнешь. Не сломаешься – тоже сдохнешь, только больнее будет. И не денешься никуда, Стажёр, потому что больше некому…

– Есть кому. Всегда есть, – Яр покачал головой. Как объяснить ослеплённому блеском волшебного пламени, что отнюдь не тайный дар возвышает человека среди себе подобных? – Отвечай мне правдиво, если это не запрещено клятвой. Зачем ты убил Щукина?

– Он тебе верил, – просто сказал Липатов. В его широко раскрытых глазах отражались бледные искры снегопада. – И тогда поверил бы. А мне нужна была моя свобода.

– Почему Лев Субботин?

– Крутился поблизости. Я принимал у него гражданские клятвы, я же их ему и вернул. Он и без внушения готов был на многое… Лишь бы поперёк папкиной воли…

– Где он сейчас?

– Не знаю. Собирался домой за каким-то хреном.

Домой. Мишка поехал именно туда… Ладонь непроизвольно скользнула в карман за телефоном. Нет, Старов сказал, что всё в порядке… Нет резонов ему не верить…

Здесь ещё осталось дело. Тяжкое. Невыносимое. Необходимое.

Глубоко вдохнув колкий ледяной воздух, Яр заговорил. Слова его, переплетаясь с чарами, необратимо отнимали у Липатова кусочки памяти – все, связанные с волшбой, с совершёнными преступлениями, с загадочным нанимателем. Замещали годы половинчатой службы в отделе контроля случайными обывательскими воспоминаниями. Впечатывали в сознание неприятие самой мысли о том, чтобы причинить кому-то вред. Ненадёжный запрет; его сорвёт первое же глубокое потрясение. Не в силах волхва перекроить на свой лад то, что составляет самый стержень личности, но можно хотя бы поглубже спрятать опасное, защитить от принесённых когда-то клятв… Закончив заклятие, Яр вытащил из кармана бумажник и вложил в ладонь растерянного Липатова туго свёрнутые купюры – все, какие нашлись. Коснулся чужого виска, восполняя отступнику исчерпанные схваткой силы. Перевёл дух. Ещё одна вина в копилку.

– Уезжай куда-нибудь, – устало посоветовал Яр. Дыхание вырывалось из груди прерывисто, будто после