Впереди был совершенно пустой коридор, но Кириллу почему-то расхотелось туда идти. И Осьминогу тоже.

– Эй, кто там на посту, отзовись, – тихо позвал Осьминог.

Тишина в ответ. Он позвал еще раз. Тишина, ни звука, ни шороха.

– Пойду проверю. – Осьминог шагнул вперед.

Кирилл схватил его за руку и протянул указательный палец вперед. На полу темнело какое-то пятно. Осьминог, привычный к подземелью, видел в темноте лучше Кирилла. Он сразу понял, что это за лужа.

– Кровь, – выдохнул Осьминог и понесся назад по коридору.

Он перебегал от комнаты к комнате, тихо будил мужчин. Штыря Осьминог поднял одним из первых. Стараясь не шуметь, обитатели лагеря торопливо одевались.

– Блин-на, похоже, ты был прав, братец, – и без того бледный Штырь побледнел еще больше.

Из коридора раздался усиленный мощным мегафоном скрипучий голос:

– Внимание, нелегальные мигранты, здесь Санитарная Служба. Предлагаем добровольно сдаться, гарантируем жизнь, повторяю, гарантируем жизнь. В противном случае открываем огонь на поражение. На размышление пять минут!

– Надо было уходить… – отрешенно пробормотал Штырь.

– Отсюда еще выходы есть? – Кирилл встряхнул Штыря, как мешок с картошкой. – Штырь, очнись!

Штырь пришел в себя и стал распоряжаться. Женщин и детей отправили к какому-то секретному лазу. Оставшиеся прикрывать отступление мужчины вооружались. Осьминог метнулся в комнату и принес звякающий стеклом ящик. Кто-то сбегал за противогазами.

– Вот, коктейль Молотова, – пояснил Осьминог. – Поджигать не надо, достаточно разбить.

Вокруг остались одни мужчины, все семеро бойцов Штыря и еще несколько незнакомых Кириллу нелегалов.

– Боевой ты парень, братец, жаль, что больше не свидимся. Надо было мне тебя послушать!

Штырь натянул противогаз и вовремя: по коридору поползли белесые клубы. «Физики» пустили газ.

Белые облака окутали обороняющихся. Кирилл выглянул из комнаты. В газовом тумане мелькнула неясная тень, Кирилл метнул туда бутылку. Раздался звон, на мгновение мелькнуло пламя, но тут же пропало в белых клубах. Следом за Кириллом еще несколько человек метнули свои бутылки, с тем же результатом. Штырь что-то промычал, из-за противогаза слов не разобрать, но Кирилл понял и отрицательно замотал головой: не ушли. СС так просто не отступает.

Прошло несколько минут, показавшихся Кириллу вечностью. В глубине коридора раздался звук, который нельзя было спутать ни с чем: приближались панцергренадеры. Тяжелые лязгающие шаги заполнили коридор, пол содрогался. Из тумана выступила огромная, выше человеческого роста, фигура. Бам-м! Бам-м-м! Эхо шагов не мог заглушить даже газовый туман. Кирилл знал, что это всего лишь человек в боевом скафандре, но легче не стало. Хотелось бежать куда глаза глядят. Казалось, какой-то древний бог пришел покарать отступников.

Осьминог с криком выбежал панцергренадеру наперерез и бросил бутылку с зажигательной смесью. Пламя стекло по скафандру и потухло. Рука поднялась, на ней расцвел, заплясал огненный цветок. Пулеметная очередь перерезала Осьминога пополам, во все стороны полетели кровавые ошметки. К счастью, туман скрыл подробности, и Кирилл смог удержать в себе ужин.

Он выскочил в коридор и замер: панцергренадер высился перед ним, точно скала. Кирилл даже не попытался бежать, просто стоял и смотрел, как поднимается закованная в броню рука.

Панцергренадер отчего-то медлил. Кирилл стоял под прицелом пулемета и не двигался. Наконец, рука снова пришла в движение. Мощный удар отбросил Кирилла в сторону, он сполз по стене и потерял сознание.

Ему так и не довелось узнать, что все их усилия оказались напрасны. Ушедших на нижние уровни женщин и детей переловили заранее выставленные посты. От охотников не ушел никто.

Кирилла посадили в одиночную камеру без окон, отключили имплант и, казалось, забыли. Допрашивали его всего один раз.

– Как давно вы состоите членом так называемого «антифашистского подполья»? – спрашивал следователь, невзрачный серый человечек с каменным лицом и ледяными глазами.

– Членом не состоял, – отвечал Кирилл, разглядывая серую стену за спиной у следователя.

В тюрьме все было серое: стены, двери, постельное белье, тюремщики.

– Какую сумму вы получили за предательство? – словно не замечая сарказма, монотонно продолжал следователь.

– Десять центов, и те давно пропил.

– С какой целью вы вернулись в квартиру?

– Кота покормить.

Так продолжалось много часов. Один раз допрос прервался: пришел Ройтман. Он брякнулся на жалобно скрипнувший стул и уставился на Кирилла.

– Я говорил тебе, немец, что сделаю с тобой карьеру! Можешь меня поздравить, я теперь начальник отдела! – наглядевшись вволю, радостно объявил Ройтман.

– Поздравляю, – Кирилл улыбнулся уголком рта. – С тобой у наружки большое будущее.

– А ты думал, немец! Я не Бисмарк, я работаю! Результат даю! Тебя вот поймал и твоих дружков-нелегалов. А когда поймаю тех твоих террористов, еще выше пойду. Меня заметили в Совете Директоров, и это только начало! И все благодаря тебе… Да если б не ты, я бы до сих пор зад Бисмарку лизал. Так что сегодня я за тебя выпью, немец!

– Смотри не подавись, мне жаль будет, если твоя карьера на взлете оборвется.

– Ты знаешь, немец, я буду посылать посылки тебе на каторгу. Говорят, за Полярным кругом жутко холодно. Я пришлю тебе меховые трусы!

– Правда, он потом воняет? – Когда Ройтман ушел, Кирилл демонстративно повел носом.

– Когда вас завербовал руководитель террористической группы Борисов? – словно не заметив реплики Кирилла, завел свою шарманку следователь.

Когда игра в вопросы и ответы Кириллу надоела, он отвернулся и замолчал. Следователь по инерции задал еще несколько вопросов и нажал на кнопку. В комнату вошел человек, деловито раскрыл чемоданчик, достал оттуда инъектор. Кириллу сделали укол. Камера поплыла, растворяясь в серой пелене, но следователь никуда не делся. Гремящий, раскатистый голос долго о чем-то спрашивал, а впавший в полузабытье Кирилл, еле ворочая непослушным языком, отвечал, отвечал, пока не отключился.

С тех пор его больше не допрашивали. Сколько времени прошло, он не знал. Все, что у него осталось, это камера. Койка, умывальник, унитаз в нише и узкое пространство между койкой и стеной – шаг в ширину, три в длину. Кирилл заставлял себя вставать и ходить. Шаг, другой, третий, железная дверь, повернуться. Шаг, другой, третий. Сто кругов, отжаться пятьдесят раз и снова ходить. В камере всегда горел свет. Заблокированный имплант превратился в мертвый кусок пластика, но внутренние часы подсказывали, что промежутки между кормежкой неравные. Время перестало существовать. Все, что Кириллу оставалось, это ходить и пытаться не сойти с ума от информационного голода. Шаг, другой, третий…