В гостинице всё гудело, курило, пило, рыгало. Жизнь шла полным ходом. С нами здоровались, но на дистанции. Мы были странными: бледными, худыми, но злыми и какими-то не здешними! На следующий день позвонили, как и договорились, дяде Исааку, и он дал нам адрес общежития, где договорился, чтобы нас устроили. Пришли сразу утром в общежитие — деньги были на исходе. Общежитие располагалось на пустыре, на окраине города. Во всяком случае, на автобусе добирались больше часа! Пятиэтажное здание в стиле «хрущевок» стояло одиноко и не гордо. Из некоторых распахнутых окон доносилась популярная музыка: «Увезу тебя я в тундру, увезу!», из других: «Наш адрес не дом и не улица — наш адрес Советский Союз!», что больше подходило для общежитских бездомников. Мы видели, что нас уже из окон с любопытством разглядывают, и в первую очередь, женщины. На дверях значилось, что это общежитие № 1, рабочих строительного треста домостроительного комбината — ДСК № 2. «Да, конечно, жители здесь не очень спокойные! — признался комендант, узнав, кто мы и от кого. — Лучше, если б Исаак Матвеевич ваш вам нашёл общежитие поспокойнее, например, медработников — он же врач. А здесь 70 % бывшие заключённые! Сами понимаете — люди недобрые: пьянство, драки! В общем, будьте осторожны!» — заключил он, давая нам ключи от комнаты, где находилось уже два жителя. Одного звали Коля, лет 35 — спившийся бывший, как он сказал, лётчик (или налётчик), второй выглядел, как злой Робинзон Крузо — лет сорока пяти, одичавший в бесконечных тюрьмах! Многочисленные наколки не оставляли свободного места на теле. На руках значилось: «не забуду» — и перечисление кого; на ногах: «хоть они и устали, но мусорам их не догнать». — «Шура», — объявил он нам своё имя без видимого уважения, разглядывая нас, как интеллигентов, слегка насмешливо. Он тут же достал из тумбочки кусок сала, чеснок, чёрный хлеб и стал с аппетитом есть.

Коля лежал на кровати и что-то читал. Их кровати, как и положено первым прибывшим, располагались у окна, а наши у двери, т. к. параши не было. Поместив вещи в тумбочках и в шкафу, мы решили пойти искать работу. В коридоре чуть не наступили на лежащую в луже пьяную строительницу. Вдоль стенки кто-то еще передвигался, за неё держась, а кто-то уже сполз и сидел, к ней прислонившись. Несколько молодых, крепких строительных тружениц проскочили в свои комнаты и, покосившись на нас весело, захихикали. «Раньше пойдём тебя устраивать, — предложил брат, — у тебя ведь диплома нет, а только справка об окончании курса техникума. Мне, думаю, будет проще устроиться, — решил он и добавил: — Возьмём два завода сегодня: ЗБХ и Ремстройдормаш! По объявлениям и там, и там требуются ИТР (инженерно-технические работники), и оба находятся в районе политехникума». Не следует двоим устраиваться на один и тот же завод, решили мы — два сачка, да ещё братья — заметнее, чем если разбросать их по разным заводам. Но если заводы рядом, то для нас это неплохо. От нашего общежития добирались на автобусах 50 минут до ЗБХ (завод бытовых холодильников). Это было на вид типичное строение брежневских времён середины 60-х годов, времени экономического расцвета державы! В стране стали производить средства народного потребления, в частности, бытовые холодильники, а не только средства производства, по классификации советской политэкономии. Трёхэтажное здание из алюминия и стекла: большие окна, просторный холл, через окна угрожающе просматривались кульманы! Молодые технологи и конструкторы курили в вестибюле. Невдалеке шумело и стучало в цехах. Рабочие в халатах, относительно чистых, много тружениц — молодых женщин в косынках. Чистые дорожки к цехам, цветы, фонтанчики — прямо курорт! Вот только кульманы не радовали, а они и были, вроде, для меня предназначены! Хоть и не полностью состоявшийся, но всё же технолог-конструктор! «Понимаю тебя, — сказал брат, — самого тошнит от этого вида, но надо, а там посмотрим. Может быть, пару месяцев хотя бы продержимся, а это тоже деньги!». Зашли в приемную главного инженера.

Я стал протискиваться первым, т. к. брат был более заманчивой кандидатурой: после армии, старше и дошёл в Бердичеве до должности контрольного мастера! А я, стыдно сказать, только практика, и то — выломанные двери в бытовке! «Вы по какому вопросу? — спросила нас секретарша. — Если по трудоустройству, то обращайтесь в отдел кадров!». Это мы уже знали, что отдел кадров — самое гнусное заведение на предприятиях, где глянув, три раза скажут «нет», а под конец возмутятся. Первый раз скажут «нет» — глянув на меня; второй раз — глянув в мой паспорт; и третий раз — узнав, что ко всему ещё и диплома нет. Буркнув неопределённо-нечленораздельное: «производственный», что должно было означать — по производственному вопросу, смело открыл дверь и протиснулся в кабинет к главному инженеру, который сидел за столом и копошился в каких-то бумагах. Моей ещё одной проблемой был тихий, как бы охрипший, голос, который периодически при простудах пропадал совсем. Врачи находили, что у меня «всего-навсего» частичный паралич голосовых связок, вернее, мышц, смыкающих голосовые связки, к тому же, по непонятной причине (непонятной этиологии) — так это красиво звучало! Но я мог, когда хотел, кричать командирским басом: на речке, например, с товарищами после выпивки, изображая героев Ремарка. Но в нормальной жизни говорил тихо, несмотря на удаление гланд и многочисленную терапию: промывания, обкалывания пенициллином гланд, что врачи делали особенно охотно. Они также заливали в меня масло растительное — в гортань! И сейчас я сказал тихо: «Я к вам по важному для меня вопросу». Главный инженер, толстенький лысеющий брюнет по фамилии Бирман, а значит, еврей, вопросительно на меня посмотрел. «Хочу у вас работать», — тихо, но уверенно сказал я. «Кем?» — спросил он. «Инженером-конструктором», — нагло сказал я. «А какое у вас образование?» — спросил он. — «Я окончил машиностроительный техникум, с пятилетней программой, в том числе, годичной производственной практикой на заводе». — «А, где вы учились?». — «На Украине!» — гордо ответил я. «О! Это интересно!» — сказал главный инженер и попросил показать мои документы и диплом. «Диплом будет через пару месяцев, — пообещал я. — Вот справка об окончании полного курса техникума. К сожалению, по семейным обстоятельствам должен был переехать в Душанбе. Не успел защитить диплом. Но я договорился, что или здесь защищу в индустриальном техникуме, здесь тоже есть факультет ОМР — обработка металлов резанием, или подъеду на неделю на Украину, проект у меня уже готов!». «Да…, — задумался главный инженер, в мой паспорт и не глянув. И так, всё видел. — Хорошо, — решил он, — я могу вас взять инженером-конструктором. Всё же, на Украине уровень подготовки выше, чем здесь. Я сам с Украины, вот уже 30 лет, как приехал. А из какого вы города?» — поинтересовался он. — «Из Бердичева!». — «А-а-а… — рассмеялся он, — знаю!». — «Кто не знает?! — добавил, я. — Больше известен, чем Киев и даже Париж!». — «Для начала больше, чем 90 рублей, дать не могу. Согласны?» — спросил он. «Согласен! — ответил я и про себя отметил: — Ещё бы, в Бердичеве хорошо, если бы, как брата, взяли учеником токаря и платили 55 рублей, а тут — царское предложение!». «Хорошо, пишите заявление, — и он тут же его подписал. — Я сам передам его в отдел кадров, идите туда!» — сказал он и передал заявление секретарше. Та, глянув на заявление, укоризненно на меня посмотрела, но ничего не сказала. В отделе кадров поморщились еще больше, тем более, когда я им справку, а не диплом подсунул. Но подпись главного инженера не оставляла у них простора для деятельности. И они, забрав у меня документы, трудовую книжку, велели выйти на работу с 15 апреля, через неделю, как указано в заявлении, и принести паспорт с пропиской. «Ну, вот и всё, — сказал брат, — тебя уже продали, теперь пойдём на Ремстройдормаш — меня продавать!». Этот завод оказался одной остановкой ближе к городу. Шли долго, через поле-пустырь километра два, и наконец подошли к заводу, который выглядел не таким «красивым», как ЗБХ, а больше был похож на огромные ремонтные мастерские. Так оно и было — ремонт строительных и дорожных машин. В этот раз уже я ждал, а брат зашёл прямо к директору завода! Когда через полчаса он вышел из кабинета, то его с уважением провожал вначале до двери, а затем предложил пройтись по цехам — директор завода: одноногий, на костылях — лет 60-ти, бывший брюнет, больше был седым, короткий ёжик, резкие нервные движения. Довольно быстро и решительно передвигался он на костылях, как пират из «Острова Сокровищ». «Еврей, так же как и мой начальник, — понял я. — Вот, засилье евреев! Спрятались от хохлов в Средней Азии!». Узнав, что «я брат моего брата», предложил тоже посмотреть завод. Он с братом общался на равных. Это брат умел — сразу завоевывать авторитет и уважение. Они разговаривали, как будто уже много лет были знакомы. Не знаю, как брату было в тот момент, но на меня огромные, грязные, шумные цеха произвели гнетущее впечатление. Брату была предложена должность начальника цеха, и он мужественно согласился. Директор готов был, чтобы он уже остался работать. Чувствовалось, он очень поверил в него, но брат тоже «отбился» на 15 апреля. «Ну вот, мы и продали себя, — сказал он на обратном пути, — жильё есть, работа тоже, и уже 15 апреля, через неделю, будут деньги!». — «Но не в первый же день!» — удивился я. «Нет, именно в первый! Я научу тебя, как это делается! Ты уже в первый день напишешь заявление и подпишешь у главного инженера или директора завода. Оно звучит так: „Прошу выдать мне аванс в размере 50 рублей как вновь устроившемуся“. Есть такая возможность по закону. И затем, после подписи у начальства, пойдёшь сразу в кассу и получишь деньги. Все евреи, которые здесь, похоже, сбежали с Украины! Мой директор, как ты видел, тоже еврей, как и твой главный инженер». — «Конечно, бегут, иначе они бы работали учениками токаря, как ты!» — сказал я. Брат готовился поступить на юрфак. Ему ещё в Армии предлагали в Военно-юридическую Академию в Москве поступать. Он до сих пор жалел, что отказался. «Был бы военным прокурором в каком-нибудь трибунале! И спокойно расстреливал бы дезертиров и военных преступников! Имел бы деньги, красивую форму, пистолет, и никто бы не был страшен. И не надо было бы в Бердичеве унижаться перед вонючим отделом кадров с антисемитским засильем и установками: „евреев не пущать“, и не работать контролером после годичной работы учеником токаря. И сейчас Исаак, Эмма и тётя Фаня, нас не поучали бы, „что такое дружная семья“!