— Жалкими потугами какой-то черной магии меня не возьмешь!

— Останови машину.

— Что такое? Тебе нехорошо? Извини. — Коннор съехал на обочину и остановился. — Не надо было мне так шутить…

Все его слова, мысли, сознание куда-то подевались, когда Мира притянула его к себе, обвила руками и, как безумная, впилась поцелуем в его губы.

Как возбужденная, обезумевшая, отчаявшаяся женщина.

Прежде чем Коннор успел шевельнуться, как-то отреагировать и что-то подумать, она отпрянула.

— Что… Что это было? Мы где?

— Я думала, ты умер, — повторила Мира и снова прижалась к нему своим возбужденным, безумным, отчаянным поцелуем.

На этот раз Коннор отреагировал, заключил ее в объятия и немного подвинул, ища более удобную позу. И все время, пока длился поцелуй, он жадно вбирал в себя ее вкус, доселе неведомый и с каждым мигом все более желанный, как незнакомый и неимоверно сладостный наркотик. И все более желанной становилась она. Вся целиком.

— Мира. Дай-ка…

Она вновь отпрянула.

— Нет. Нет! Мы не станем этого делать. Мы не можем.

— Уже сделали.

— Ну, только это… — Она повела рукой в воздухе. — И все, на этом остановимся!

— Вообще-то это еще далеко не все, если только ты…

— Нет! — Мира выставила вперед руку и шлепнула его по груди, не желая, чтобы он продолжал. — Едем. Едем! Езжай!

— Еду. — Коннор вырулил назад на дорогу и вдруг понял, что у него кружится голова. Как после нападения Кэвона.

— Об этом мы говорить не будем, потому что говорить тут не о чем. Я подумала, что ты умер, и меня это потрясло сильнее, чем я ожидала, потому что я не хочу, чтобы ты умер!

Коннор чувствовал, что в душе и в голове у Миры полная неразбериха, и постарался, чтобы его слова прозвучали спокойно и непринужденно.

— Я очень рад, что ты не хочешь моей смерти и что я еще жив. Но…

— Никаких «но» тут нет и быть не может. И точка!

Мира чуть не на ходу выскочила из машины и кинулась к дому.

— Езжай домой, к Брэнне! — тоном приказа выдохнула она. И мягче: — Ты ей нужен.

Если бы не это добавление, он был готов прямиком идти за ней и даже ворваться силой, если придется. И тогда еще посмотрим…

Но, сознавая ее правоту, он лишь дождался, пока она запрет за собой дверь. И поехал домой, мучимый неопределенностью, какой еще никогда не испытывал по отношению к женщине.

И как никогда сильным влечением.

8

Мира приказала себе все забыть. Выкинуть из головы, как минутное помешательство, вызванное небывало сильным стрессом. Не каждый день две лучшие подруги хватают тебя под руки и в мгновение ока переносят по воздуху в другое место! Закрыла глаза в одном месте, а открываешь уже в другом.

И что видишь? Мужчину, о котором ты мечтала всю жизнь, распростертым на полу, без каких-либо признаков жизни.

Другая бы закричала, рассуждала про себя Мира, старательно вычищая денники. А кто-то вообще впал бы в истерику.

А что она? Всего лишь поцеловала этого мужчину, который, к счастью, оказался жив.

— Я его и раньше целовала, и что? — проворчала она, забрасывая в тачку грязное сено. — А что удивительного, если мы знакомы с детства, всю жизнь бок о бок, да с его сестрой — ближайшие подруги? Это ничего не значит. Ровным счетом ничего!

О боже!

Она зажмурилась и оперлась на вилы.

Конечно, она целовала его раньше. А он целовал ее.

Но не так! Совсем не так, и сравнивать нечего. Без этой страсти, без ищущего языка и бешено скачущего сердца.

Что он теперь должен думать? А что думает она сама?

А главное — как, черт возьми, ей себя вести, когда в другой раз его увидит?

— Ну ладно, — возникла сзади Айона и оперлась на свои вилы. — Я тебе дала тридцать две минуты, по часам. Больше не могу. Что происходит?

— А что происходит? — Мира в раздражении надвинула на лоб козырек бейсболки и закинула в тачку еще одну охапку сена. — Вот, навоз вожу. Как и ты.

— Мира, ты сегодня на меня даже не взглянула и за все утро не сказала ни слова. А теперь тут бормочешь сама с собой. Если я тебя чем-то обидела…

— Нет! Конечно, нет.

— Я так и подумала. Но есть же причина, почему ты бубнишь и отворачиваешься.

— Может, у меня месячные.

— Может?

— Н-не знаю… Ляпнула не подумав. — Не помню: в последнее время, когда у меня действительно были эти дни, на меня находит… или нет? Вообще-то… Понимаешь, моя мама…

Айона обличающе ткнула в нее пальцем, оборвав на полуслове.

— Опять ляпнула не подумав. Если, как ты говоришь, мама, ты плюешься и чертыхаешься. А сейчас с тобой что-то другое, ты не плюешься и не чертыхаешься — ты прячешься.

— Ничего я не прячусь! — оскорбилась Мира. — Просто мне надо было кое о чем подумать.

— По поводу вчерашнего?

Мира выпрямилась.

— А что по поводу вчерашнего?

— Ну… Коннор… Его ожог…

— А-а… Ну да, конечно. Конечно, дело как раз в этом.

Айона задумчиво прищурилась и нарисовала пальцем круг в воздухе.

— И?

— Что — и? Разве этого не достаточно? Да любой нормальный человек после такого очутился бы в клинике с нервным расстройством!

— Но ты же не «любой человек»? — Айона приблизилась, заслонив собой свет. — Что у вас произошло, после того как вы уехали от Фина?

— Почему что-то обязательно должно было произойти?

— Ага! — торжествующе вскричала Айона. — А сама в пол уставилась! Что-то было, ты просто говорить не хочешь.

Ну почему она совсем не умеет врать, даже когда это необходимо?

— Я уставилась в пол, потому что тут еще остался навоз и мне его надо подцепить на вилы.

— А я думала, мы подруги…

— Ну, знаешь! Это уже ниже пояса. — Настал черед Миры с укоризной ткнуть в подругу пальцем. — И вид такой жалкий-жалкий! Даже голосок задрожал…

— Вот именно, — усмехнулась Айона. — И все равно я угадала.

Уже готовая сдаться, Мира снова оперлась на вилы.

— Даже не знаю, что сказать. И что теперь делать.

— Поэтому и следует поделиться с подругой. Вы с Брэнной близкие подруги — только не говори, что это опять удар ниже пояса! — и, если ты захочешь с ней потолковать, я готова тебя тут прикрыть.

— Да? — вздохнула Мира. — Мне и впрямь надо будет с ней поговорить. Только не знаю, получится ли. В данный момент было бы легче поделиться не с родной сестрой, а с двоюродной. Так сказать, двигаться постепенно… Дело в том, что…