class="subtitle">* * *

Они парили над облаками, с напряжением ожидая появления «Бурана».

Голос радиосвязи оператора Корсака.

– Пошла! Курс?

– Девяносто, – отвечает 955-й, позывной Толбоева.

– Берите влево тридцать.

– Тридцать, – отвечает 955-й.

– Наблюдаете?

– Пока нет, – с волнением произносит Магомед. – Наверное, проскочили.

Доносится взволнованный голос руководителя полетов:

– Девятьсот пятьдесят пятый… Наблюдаете?..

– Нет пока, – у Магомеда сердце колотится. – Проскочили, наверное.

– Сзади посмотри. С каким курсом?

– Проскочили, наверное. – У Магомеда тихо начинается паника.

«Не дай бог провал. Столько надежд: “Толбоев – лучший…”», – едкая ирония проскользнула в голове, вспомнились слова Владимира.

– Вправо бери… Курс девяносто!.. Наблюдаешь, пятьдесят пятый?.. – голос оператора.

– Да!.. Вижу! – Вдохновенно. Сердце Магомеда заликовало. – Пошла! Хорошо идет! Мощно! Очень устойчиво! Хорошо! Ложится на горизонт по тангажу.

Секундой позже Магомед продолжает:

– Четко видно, как горит. Боковики еще не видны… А вот, видны боковики по курсу. Ракурс хороший.

Ракета вырвалась из облаков. Ее толкает мощный огненный хвост. Законы физики. Солнце отсвечивалось. От одного вида у Магомеда перехватило дыхание и странно, что он еще мог говорить и докладывать. Глаза с восхищением смотрели на чудо – произведение человеческих рук, их детище, их коллективный мозг и разум, воплощенные в металл и конструкцию. Молодцы! На Марсе две станции, на Венере две, в днях уступили американцам. Гонка на выживание. Кто первый? Конечно, мы.

Секундой позже:

– Режим работы двигателей меняется. Курс сто восемьдесят. Подходим. Вот уже лег на горизонт. Боковики отошли. Пошли к земле! Устойчиво-параллельно падают!.. Вошли в тропопаузу. Отойду на километров тридцать-сорок, сделаю разведку погоды в этом районе.

Руководитель полетов:

– Пятьдесят пятый, наблюдаешь?..

– А он уже все – ушел! – с удовлетворением доложил Магомед. – «Буран» ушел за горизонт!

«Массандра»

Механик Василий, которого все звали «скрипаль»,[4] только что вернулся с задания по очистке площадки по обслуживанию истребителя и рухнул на лавку за стол, где угрюмо продолжал сидеть его непосредственный начальник технико-эксплуатационной службы средних лет, с седеющими по вискам волосами, Степан Попов, которого он просто звал, с его позволения, «батей». А тот звал его просто «сынок». Степан курил сигарету за сигаретой, вдавливая окурки в железную банку с острыми краями из-под мясных консервов. Затем он вытягивал руку и смотрел на часы.

– Это была тряпка, – сказал Вася, оттряхивая руки от пыли. – Откуда она взялась там, я не знаю. – Он смотрел в упор на шефа, который молчал с того момента, как истребитель взлетел перед самим стартом «Бурана». – Что, батя, волнуетесь?

– А ты нет? – ответил Степан. – У меня никогда еще не было столь ответственного момента в жизни – вся страна в ожидании. Напряжение как на войне.

– Воевали?

– Да.

– Кем?

– Испытателем.

Василий знал, что Степан был хорошим специалистом по МиГам и классным рассказчиком былиц и небылиц и, пользуясь кажущейся наивностью молодого помощника, часто брехал о несусветных курьезах своей профессии. Он вчера хладнокровно рассказывал, что присутствовал на Байконуре при запуске Гагарина, хотя цифры и даты не сходились, а Микоян лично советовался с ним по вопросам конструкции МиГа-25.

– Испытателем чего?

– Нервов, – ляпнул Степан и уставил свой тяжелый взгляд на помощника. – Если сейчас Магомед промахнется или что-то случится, то я буду чувствовать себя виноватым.

– Не волнуйтесь – Толбоев справится.

– Я верю – он мне напоминает Александра Бажевца.

– Кто такой?

Выражение лица шефа меняется, переходя в ехидную усмешку.

– Учился на техника МиГа, а его историю ни черта не знаешь.

– Батя, я же вам говорил, что учился на туполевские бомбардировщики.

– Так и скажи, – заметил шеф с гордостью. – Миг-25-ый – это легенда, сынок, его нельзя ни с чем сравнивать. – Он почесал затылок.

«Подготовка к очередной басне», – подумал Вася. Неуверенно подошел инженер регламентной службы:

– Извините, Степан Викторович, – начал он волнительно. – В бокс заходил какой-то тип, интересовался о вас…

– Прогони прочь! Сюда никому нельзя заходить. Меня нету.

– После смерти Сталина, – начал Степан рассказывать, – американцы задумали новый план по ядерному удару по СССР и развернули работы по созданию супербомбардировщика В-70 с названием «Валькирия» с дальностью полета одиннадцать тысяч километров при максимальной скорости. Перед Анастасом Микояном поставили задачу: сделать истребитель, способный перехватить стаю «Валькирий», которая будет лететь на Советский Союз со стороны Северного полюса. Сказано – сделано, хотя задача оказалась непростой. Только преодолели звуковой барьер, а тут – новый проект: увеличить скорость в три раза. Сделали и в итоге – американцы, затратив на их производство миллиарды долларов, передумали летать к нам в гости через Северный полюс и свернули проект.

– Да, круто, батя.

– И сегодня рекорд Федотова по высоте – 37 650 метров – никто не побил.

– Давно работаете с этим самолетом?

– Да. Этот истребитель появился на нашем аэродроме в тыща девятьсот шестьдесят восьмом году. Его взлет и посадка не оставляли равнодушными никого, хотя кругом полно всякой техники: гигантские транспортные самолеты, стратегические бомбардировщики, штурмовики, фронтовые истребители, вертолеты. Их оглушительный рев сотрясал все вокруг. С большим хвостом форсажного пламени позади они исчезали в небе в считанные секунды. А посадка! Они приземлялись всегда парами. Из облаков беззвучно на огромной скорости вылетали две стрелы, по необычной глиссаде опускались на землю и плавно касались колесами посадочной полосы, выпустив тормозные парашюты. В его сопла свободно мог залезть человек в полный рост. Без следов заклепок, с неправдоподобными тонкими крыльями и мощью он казался чудом. Разговоры были только о нем, потому что только с этого самолета сливали 200 литров «массандры» – сорокаградусного водно-спиртового раствора, заслужившего всенародную любовь техников и специалистов аэродрома за универсальность применения – настоящая водка с привкусом резины. Пей – не хочу. Для чего она, летчики, одетые в противоперегрузочные высотные костюмы хранили молчание. Может, они не знали. А я знал.

На губах Василия появилась усмешка.

– О чем?

– Спирта было море: сорок пять литров от РЛС бокового обзора, двести литров «массандры» для охлаждения генераторов в момент преодоления сверхзвука и где-то литров 20 у радистов для охлаждения аппаратуры радиостанции – при работе передатчиков в атмосферу выбрасывался стакан чистого спирта в минуту. Кроме этого, был у нас «сиреневый день», когда включалась станция постановки помех «Сирень». Вообще, за смену списывали литров шестьдесят. Водка казалась компотом по сравнению с ним. А распределение было справедливое: основными потребителями чистого спирта были летуны. Далее техническое руководство эскадрильи, остатки по рангам ниже и тем, кто бегали с протянутыми кружками. Все были счастливы. Спирт стал второй валютой. Но, к счастью, это длилось недолго. Когда к нам пришел новый командир части – не помню, как его звали, он, столкнувшись с проблемой, не растерялся: