– Конечно нет! – Могиня всплеснула руками. – Возможно, в древние времена, до Большого перехода, когда людям дозволялось быть рядом с Богами, Правьи храмы и видны были на земле. Но сейчас, нет, не видать…

Енисея оглянулась и добавила:

– Кроме одного. Храма Знаний. Мы были в нем в Родограде.

Могиня споткнулась и едва не упала.

– Вы были в Храме Веды?!

– Да, нас Катя провела, – улыбнулась Ярослава, отвлеклась и рухнула на мягкий мох. Истр помог ей встать.

– Ничего, ничего, – бормотала она себе под нос, виновато улыбаясь. Катя тихо выдохнула.

Они уже подходили к лестнице, ведущей в Храм. При ближайшем рассмотрении она оказалась довольно крутая, скользкая от синеватого мха.

Енисея дотронулась до нижней ступени, перпендикулярно ее основанию вырос тонкий столб света. За ним второй, выше на пару ступенек, за ними еще один и еще. Лишь только выросла последняя опора, узкая лента скользнула по ним, соединив первый и последний в перила.

– Ну, так подниматься – то сподручней будет, – обрадовалась Могиня.

– А кто – то, помнится, вчера говорил, что вся Сила ушла, – проворчал Истр, берясь за мерцающую ленту.

– К счастью, этого мира это не касается, – улыбнулась Могиня, опередив Енисею, – а то бы нам пришлось карабкаться словно черепахам заморским.

Они легко поднялись наверх.

На вершине лестницы их уже ждал отец Енисеи. Они узнали его из воспоминания, показанного девушкой вчера. Однако время и горе сильно изменили его.

Всего десять лет назад он не имел ни одного седого волоса, был прям, светел и уверен в себе.

Сейчас перед ними стоял сгорбленный старик, с трудом опирающийся на посох. Лицо его, покрытое глубокими морщинами, потемневшее здесь между мирами, было обращено куда – то вдаль. Казалось, он не замечал гостей. Казалось.

– Зачем пожаловали? – неприветливо обратился он, лишь они ступили на верхнюю ступеньку.

Енисея поклонилась ему:

– Батюшка, это наши гости.

– Зачем ты их сюда привела, – сварливо гаркнул он, не дав договорить дочери. Ребята притихли. Енисея тоже молчала, не зная, что ответить, с чего начать.

На помощь пришла Могиня. Она сама кого угодно могла запугать, так что гневный старик не произвел на нее впечатления. Однако она была сейчас в образе молодой красивой женщины, и с удовольствием пользовалась этим.

– Прости нас, Великий Волхв, – вкрадчиво начала она, – что вторглись в твои владения без приглашения. Да только пришли мы к тебе с дарами несметными.

Аякчаана, Катя и Истр переглянулись, Ярослава не сводила настороженного взгляда с бабушки, одна Енисея исподтишка улыбалась.

– Что за дары? – мрачно посмотрел на Могиню, явно заинтересовавшись.

Та всплеснула руками, удивленно изогнув тонкие брови:

– Да неужто ты с порога дары наши принимать будешь?!

Старик с сомнением постоял, опираясь на свой посох, с опаской, не ускользнувшей от внимательных глаз Могини, оглянулся на парящий в центре храма цветок, источавший бледный полупрозрачный свет. Качнулся и отошел в сторону, освобождая дорогу.

Катя и Ярослава переглянулись, но ни одна, ни вторая, не имели понятия, что задумала бабушка. Вернее, вовсе даже не бабушка…

А та между тем медленно прошла внутрь Храма, оглядываясь по сторонам.

– А что, отче, один ты здесь служишь? – спросила она.

– Да неужто ты вопрошаешь ко мне, не одарив меня дарами несметными? – Велимудр – то еще тот хитрец оказался. Но Могиня ему яростно подыгрывала.

– И то правда, отче! Принимай наши дары!

Она взмахнула руками, и на кончиках ее пальцев возникли мелкие звездочки, она стряхнула их. Те со звоном рассыпались у ее ног. Из каждой тонкой полупрозрачной струйкой поднимался ароматный дымок – запах лесной травы, покоса, реки поднимался к хрустальному потолку, и, достигнув его, разлился по залу великолепным пейзажем: неглубокая речка омывает прозрачными водами каменистый берег, ребятишки играют, ловят в заводи рыбу. Чуть поодаль женщины полощут белье, бьют его о камни, весело переговариваясь и подпевая друг другу. Вдалеке, из – за пригорка, выходит небольшой табун лошадей, а за ними лохматый пастушок, играет на свирели, да так, что ноги сами идут в пляс.

– Откуда? – прохрипел Велимудр, хватаясь костлявой рукой за грудь. Енисея бросилась к нему, стараясь поддержать, но он отбросил ее руку. – Откуда узнала ты?

Могиня взглянула ему прямо в глаза:

– Чай, узнал кого, отче?

Старик поднял дрожащую руку и указал на пастушка.

– Сей отрок – я…

Могиня взмахнула руками, картинка сменилась другой. Теперь их окружил пряный вечер, молодой месяц скользил по шелковому небосклону, зажигая по пути звезды. Юноша шел рука об руку с молодой девушкой. В полумраке не отличить, кто они, да Велимудр узнал их:

– Это снова я с матушкой твоей, Енисея, – прошептал он. Губы дрогнули, и его морщинистое лицо озарило счастье, в глазах засияли слезы.

– Не плачь, батюшка, – шептала Енисея, обнимая старика за плечи. Он погладил ее по волосам, заглянул в глаза:

– У тебя ее глаза… Как я мог забыть об этом? – он прижал голову дочери к своей груди и долго стоял так, едва дыша.

А Могииня продолжала. Взмахнув еще раз руками, она словно перелистнула страницу книги жизни: перед ними снова оказалась та самая комната, в которой десять лет назад молодой отец семейства давал наказ своим девятерым сыновьям и дочери. Вот ее заплаканное лицо мелькнуло в последний раз и исчезло за тяжелой дубовой дверью. Волхв хмуро смотрел в долину. Из соседней комнаты, держа в руках рукоделие, вышла женщина, очень похожая на нынешнюю Енисею: тот же пронзительный взгляд ярко – синих глаз, те же соломенного цвета волосы, тот же овал лица, поворот головы, изгиб губ…

– Мама! – ахнула Енисея.

Женщина подошла к Велимудру, положила голову ему на плечо:

– Ведь Маара же ничего тебе не говорила, так? – тихо прошептала она. Волхв простонал.

– Я видел, как уходит Сила. Она встанет перед воротами, и Сила, уходя, унесет ее с собой, в мир, где она останется под защитой богов.

Женщина тяжело вздохнула:

– А если она умрет в том мире? Что, если за попытку проникнуть в Правь, она будет уничтожена?

Велимудр качнул головой:

– Нет, не верю… Она останется жива и будет счастлива…

Женщина заглянула ему в глаза:

– Ты обманешь Маару. Ты надеешься, что она простит тебя?

Волхв – и тот, что стоял у окна полупрозрачной голограммой, и его постаревший оригинал, – низко опустил голову.