Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С ней кто – то поздоровался, она притормозила и оглянулась: высокая худощавая женщина в высокой войлочной шапке, вышитой зеленым, желтым и красным бисером.
– Здравствуй, Зарина, – ответила она не своим голосом, высоким и звонким, – я тороплюсь к батюшке.
Высокая женщина, которую она назвала Зариной, почтительно поклонилась и отошла. А Катя помчалась дольше. За домами, какими бы они ни были высокими или низкими, всегда мелькало голубое небо. Катя пригляделась и сердце само по себе сделало крутое сальто: она находилась на вершине горы. Все, что ее окружало – скальный город. Дома, улица, ступеньки и переходы – все выдолблено в камне, умелыми руками. Стены (те, которые выполнены из камня, а не из дерева, конечно) обработаны на столько гладко, что в них можно было бы смотреться, как в зеркало, а некоторые даже покрыты тонким слоем какого – то вещества, похожего на смолу или стекло, создавая эффект аквариума.
Она выскочила из – за домов на главную улицу. Здесь возбуждение и работа чувствовались еще сильнее. Мимо, по глубокому желобу, разгоняя толпы зевак, с шумом пронеслась огромная, больше Кати ростом, телега, груженая корзинами с яблоками и овощами.
– Енисея! Поберегись! – гаркнул босоногий мальчишка, руководивший телегой. Он бежал рядом с ней, направив в ее сторону короткий жезл. Катя махнула мальчишке рукой вместо приветствия и свернула к одному из домов. Странно, почему он назвал ее именем подруги?
Она проскользнула внутрь, в прохладу и тень, и оказалась в небольшой, метров двадцати, комнате, с небольшими окнами под самым потолком. В центре нее, удобно устроившись на мягких подушках играли пятеро или шестеро малышей: из продолговатых, круглых и овальных в сечении, прутьев они строили дом. Прутья, издавая монотонный звук, висели в воздухе и ребятишки подвешивали к ним разноцветные глиняные и деревянные кубики и веточки.
Катя притормозила рядом с ними:
– Эй, – строго спросила она, указывая на парящие в воздухе прутья, – вы откуда струны утащили?
Один из играющих, конопатый пацаненок лет четырех, неожиданно пробасил:
– Мне батя дал, мы вернем.
– Смотрите у меня! – погрозила она пальцем, убегая дальше.
Она проскользнула по узкой лестнице, в пять ступенек, не больше, и оказалась на небольшой площадке. Каменный пол ее ровно залитый прозрачным как стекло веществом, дрогнул, раздался ровный гул, площадка качнулась и стала медленно опускаться вниз.
«Лифт?» – пронеслось в ее голове.
Катя скользила все глубже внутрь скалы. Мимо нее проносились такие же небольшие как наверху площадки, с выходившими на них плохо освещенными коридорами, тяжелыми дверьми.
Стоп.
«Лифт» внезапно остановился на глубине пятого или шестого этажа. Она прошла на «лестничную площадку». В нее выходил единственный проход – бесконечно длинный узкий коридор. Лишь ее нога ступила на площадку, свет в коридоре стал ярче.
По потолку тянулся довольно толстый кабель, сделанный то ли из стекла, то ли из кристалла, – немного мутный, голубовато – синий, он издавал легкое монотонное гудение и освещал помещение ровно на несколько метров вперед от шедшего по коридору человека.
Стены, гладко обработанные, покрыты, словно тонким слоем прозрачного лака, голубоватым стеклом. В холодном сине – голубом свете причудливо отражая худенькую женскую фигурку. Катя пригляделась: она оказалась выше, чем ожидала, волосы длинные, почти до колен, убраны в сложную прическу – колосок, ярко – синие глаза.
Енисея! Совсем молоденькая, еще ребенок!
«Я – Енисея?!» – пронеслась в ее голове догадка.
Она дотронулась до круглого медальона на груди, расправила тяжелые складки платья, и только потом улыбнулась.
В этот момент послышался протяжный скрип: рядом отворилась тяжелая дверь, пропуская в коридор яркий солнечный луч. В проеме показалась рыжая лохматая голова, веснушчатый нос и ярко – голубые глаза, совсем как у самой Енисеи. Мальчишка легко придерживал рукой тяжелую дубовую дверь, в его руках парившую словно перышко:
– Заходи, чего ты там мнешься!
Та проскользнула внутрь, и оказалась в большой и светлой комнате. В центре нее стоял массивный стол, вокруг него – четыре лавки. За столом, упираясь взглядом в дверь, сидел высокий худощавый мужчина. Распущенные по плечам волосы перехвачены на лбу тонким серебряным обручем, ворот, плечи, рукава рубахи из тонкого белоснежного полотна расшиты серебром. На груди – массивный медальон с мутно – голубым камнем в серебряной оправе. Взгляд суровый и светлый.
Перед ним, по обе стороны от двери, с опущенными повинно головами стояли около десятка юношей разного возраста: самому старшему было примерно двадцать лет, а младшему – лет десять. Енисея среди них оказалась единственной девушкой. Она прошмыгнула за их спинами, и встала в дальний угол, у самой стены.
– Дети мои, – начал мужчина громовым сочным голосом. – Сегодня, ровно в полночь, наша Енисея нас покинет.
Все присутствующие ахнули. И громче всех, кажется, сама Енисея.
– Отец!
– Тихо! – прикрикнул мужчина. Все тут же примолкли. С тихим жужжанием с потолка на стол опустился луч сине – голубого света. В нем показалась тонкая женская фигурка с длинной, до пола косой. – Мара выбрала ее. – Шепотом добавил мужчина в гробовой тишине, которая от его слов стала еще тяжелее.
Наблюдая за маленькой фигуркой, в которой, без сомнения, угадывалась сама Енисея, мужчина продолжал:
– Сегодня Боги уйдут. От нашего мира останутся голые камни. Холод и мрак посетит наши души. Нам придется самим возделывать землю, растить урожай и пасти скот, и не будет более с нами наших защитников. Осиротеем в один миг. Многие враги покусятся на наши земли, нам самим придется их оборонять, – он замолчал. Медленно встал из – за стола, отошел к большому круглому окну. – Тяжелые времена грядут, дети мои, и не все из нас переживут их. Да сохранит Род в наших сердцах добро. И память о том, кто мы есть…
Он вернулся на прежнее место.
– Енисея покинет наш мир до того, как он лишится Силы. Она уйдет вслед за Богами.
– Отец, нет, прошу тебя, – Енисея беззвучно плакала. – Освободи от жалкой участи…
– Нет, – отрезал он. – Не нам с тобой решать наше будущее. – И добавил чуть мягче. – Кто ведает, может тебе уготовано великое будущее. Ты станешь нашей надеждой.
– Отец, – заговорил один из юношей, самый старший из присутствовавших в круглой комнате, – сохранят ли Боги жизнь нашей сестре?
Отец долго молчал.
– Мне то не ведомо, – наконец, прошептал он. – Ступайте! Ступайте все, кроме Енисеи.
Юноши молча вышли. Тяжелая дверь давно закрылась за ними, а отец все молчал. Енисея не торопила его. Она вжалась в стену, словно пытаясь раствориться в ней.
– Подойди ближе, – Енисея, едва ступая, подошла к отцу. Он положил большие тяжелые ладони ей на плечи. Заглянул в ярко – голубые глаза. – Я верю, ты спасешься! Сила, дарованная нам, останется с тобой.