От звука сексуального хриплого голоса внутри всё сжимается, чтобы отвлечься, истерично тру губкой тарелку.

— Сходил бы со «своей» в ресторан, — злюсь на себя за слабость, а грублю ему.

— Нет никакой «своей», Варвара, заканчивай, — вздыхает Макар.

— А куда же она делась? — Оборачиваюсь, продолжая натирать посуду. — Ах, не говори, дай я угадаю. Уехала на лифте?

Смотрю на него через плечо, Макар выглядит уставшим, тр?т лицо ладонями, закрыв глаза. Мне становится стыдно.

— Ладно, мой руки, покормлю.

Слышу, как скрипит стул, дальше звук шагов.

— У тебя там до сих пор нет мыла. — Тянется через меня к мыльнице над раковиной, но на этот раз он никуда не уходит, так и стоит за моей спиной.

Меня это нервирует, и я не выдерживаю, поворачиваюсь. Наши взгляды встречаются. Как же тяжело ненавидеть мужчину, от которого подкашиваются колени. Макар смотрит мне в глаза, потом на губы, снова глаза-губы, глаза-губы, наклоняется, касается своим носом моего и, улыбнувшись, целует.

Этот поцелуй гораздо нежнее того, первого, в подъезде. Макар ласково тянет мои губы, а я, забыв обо всем на свете, привстаю на цыпочки и обнимаю его за шею мокрыми, испачканными в пене руками. За спиной шумит невыключенный кран. Посуда, переполненная водой, со звоном съезжает в мойку. И постепенно мы оба увлекаемся. И вот уже его руки гладят мою спину, а я в прямом смысле повисаю на нем и тихонечко постанываю от удовольствия. Так сладко.

— Мама, а когда мы будем кушать? — Влетает в кухню Машка и мы резко отскакиваем друг от друга. — Я хочу курицу, у тебя есть курица, ма?

Дрожащими руками убираю за уши волосы, растерянно ищу сковородку, лезу в морозилку за мясом. Макар берет мыло и уходит в ванную, я на автомате выключаю кран. Блузка наполовину расстегнулась и вылезла из юбки, но я в полном раздрае, вообще ничего не соображаю - ни как выгляжу, ни что делаю. Голова в тумане, только руки активно готовят еду. Медленно приходит осознание — если в первый раз ещё можно было скинуть на Макара, то сейчас-то я полноценно участвовала.

Бывший садится за кухонный стол, вытягивая ноги, я чувствую его прожигающий взгляд. В процессе готовки мне приходится то наклоняться к нижним ящикам, то тянуться к верхним полкам. Он же все мои телодвижения тщательно отслеживает. Делаю вид, что не замечаю, а у самой уже явно дыра на между лопаток, а может и где пониже.

— Ты только с работы пришла? — спрашивает он неожиданно изменившимся голосом.

— А что?

Разворачиваюсь, мне не нравится тон его голоса. Начинаю застегивать блузку, одергиваю узкую, подлетевшую вверх юбку.

— Для кого ты так вынаряживаешься, Варвара? Твоя юбка обтягивает задницу так туго, что ты еле передвигаешься, а через эту блузку все сиськи видно! Бабы одеваются так, только если хотят, чтобы их трахнули!

— Что за бред? — К горлу подкатывает злость. — Во-первых, я не обязана отчитываться. Мы давно не женаты, а во-вторых, я ни для кого не вынаряживаюсь.

Масло щ?лкает на сковороде, курица не хочет разрезаться, и я почти наваливаюсь на стол, пытаясь её разделать.

— Ты спишь с режиссёром? — хрипит Макар.

Разворачиваюсь с ножом в руке. Смотрю на него со злостью, меня аж распирает от возмущения. Но он не даёт мне и слова вставить.

— Так ты получила эту роль, Варвара, ту, за которую тебе так все аплодируют?

Его глаза выглядят иначе — белки покраснели. Он сам себе что-то придумал, теперь сам себя уговорил и похоже разозлился тоже сам. Я одеваюсь для себя, хочется быть красивой и всё.

— Я получила эту роль, потому что лучше всех её играла на репетициях! — рычу ему в ответ.

— Да, конечно, поэтому этот Богомолов тебя так жал после спектакля? Если бы мы не пришли, вы бы…

— Он бы развернул меня раком и трахнул прямо на туалетном столике перед зеркалом! — Швыряю нож на стол.

Макар встает и зло сжимает губы. Затем, выматерившись, уходит.

А у меня аж руки дрожат, я поднимаю нож и кидаю его снова. За кого он меня принимает? Я даже от ролей с обнаж?нкой отказывалась. Никто ко мне не прикасался.

— Вот поэтому я был против всего этого театрального цирка! Потому что знал, чем это всё закончится! — Возвращается Макар, а затем снова уходит.

Хлопает дверью. Я тру вмиг занывшие виски, отворачиваюсь к мойке, потом к плите и, плюнув, возвращаюсь к готовке. Не плакать! Главное, больше не плакать!

— Мама, а куда папа ушел? — Снова приходит Машка.

— Опять позвонили, — Ожесточенно режу курицу, мрачно представляя на её месте Макара.

Варя

«Признаю, я перегнул палку».

Закрываю сообщение, оставляя его неотвеченным. Опускаю глаза в тарелку, продолжая ковыряться в рыбных палочках. Мне почему-то не по себе от нашей с Заболоцким ссоры. Это идиотизм, мы ведь не пара, мы просто родители общих детей. И сколько я себя в этом ни убеждаю, сердце всё равно не на месте. Я уже вообще ничего не понимаю.

— И вот, этот старый пень, — хохочет Элка на всё кафе, — показывает мне свой маленький стручок и начинает орать, якобы это моя вина, что он такой вялый, мол, потому что я недостаточно ласковая. А я ему говорю: «Фёдор Михайлович, окститесь, он у вас уже лет тридцать вот в таком нерабочем состоянии».

Ребята из нашей труппы дружно гогочут, а Элка продолжает травить байки.

«Давай встретимся без детей, поужинаем и поговорим нормально, как взрослые люди», — пишет мой бывший.

И я снова ему не отвечаю, но как любой баран, он не может успокоиться и продолжает засыпать меня сообщениями.

— Варь, а ты на гастроли почему отказалась ездить? Деньги-то больше.

— Просто не хочу сейчас мотаться, — улыбаюсь худощавому парнишке напротив. Статист Вовка ко мне явно неравнодушен, он всё время пытается заговорить со мной, но после взрослого крупного, мускулистого мужа меня вряд ли привлечёт худенький сверстник. — Хочу с детьми побыть.

— Понятно, — улыбается он, — такая молодая, а уже двое детей.

Усмехаюсь.

— Ты просто не видел её мужа, — влезает в разговор Элка, переж?вывая свой салат, — я бы ему с десяток нарожала, да он мне не предложит.

Все дружно смеются. Я грустно разглядываю вилку.

А Макар пишет мне очередное сообщение, и я, разозлившись, печатаю ему огромное послание, которое не собираюсь отправлять:

«Я никогда ни с кем не спала из-за ролей. Я слишком уважаю себя и своё тело, чтобы поступать с собой подобным образом. А если ты считаешь, что мать твоих детей способна на такое, то нам не стоит даже просто общаться. Пожалуйста, сделай так, чтобы мы больше не виделись. Дети не должны страдать и видеть наши разборки, а я не могу выносить подобных разговоров. Ругаться больше не хочу, так что давай разделим время общения с детьми и на этом всё».