— Да? Твой брат думал иначе. Я как-то спросила, почемуэто он терпеть не может своего старшего братца. Ведь он тебя терпеть не мог, тыже знаешь. Он даже не особенно скрывал это. Я по доброте душевной несколько разнамекала, что не худо бы вспомнить тебя в завещании, как-никак родственник, ноВиктор и слышать об этом не хотел. В конце концов, это стало по-настоящемуинтересным и я занялась расспросами всерьез. И знаешь, что он мне рассказал? Совершенноневероятную историю.

Будто бы однажды, давным-давно, когда ваши родители уехалина дачу, а ты, как старший в семье, приглядывал за братишками…

Дальше продолжать? — усмехнулась я. Лицо ВладимираПавловича побледнело.

— Он рассказал тебе это? — спросил он неуверенно.

— Почему бы и нет? Он мой муж и у нас не было секретовдруг от друга. Ты пытался соблазнить собственных братьев. Игорь плакал сперепугу, потому что ничего не понял, а вот Виктор…

Виктор…

— Заткнись, — не выдержал Владимир Павлович.

— Уже заткнулась. Хочу добавить только, что братскаялюбовь в тот день уступила место лютой вражде. Братья нажаловались родителям,несмотря на твои угрозы, и…

— Заткнись, я сказал.

— Молчу. Жаль, что суровость родителей не отбила у тебяохоту ко всяким гадостям. Ты ведь собирался баллотироваться на выборах? Викторбыл возмущен, когда узнал об этом, он так и сказал: недопустимо, когда всякиеподонки рвутся к власти. И предпринял кое-какие шаги.

— Какие шаги? — с трудом дыша, спросил ВладимирПавлович.

— Успешные. Думаю, до выборов дело бы не дошло. Тебепришлось бы снять свою кандидатуру. Может поэтому мой муж скоропостижноскончался, а? Ты жаждешь стать политиком и очень падок на чужие деньги. Чем неповод, чтобы избавиться от брата?

— Да ты с ума сошла? — Из горла его вырвалосьнечто вроде хрипа. — Ты… ты блефуешь. Это все чушь.

— История с охранником действительно выглядитподозрительно, — не обращая внимания, продолжила я. — С чего быДаниле убивать моего мужа? Мало того, повод, который он назвал, поистинесмехотворен. Парня нагло подставили и не стоит ли за этим…

— Сука, — заорал он. — Ненавижу…

Надо отдать должное Владимиру Павловичу, справился он сэмоциями довольно быстро, поднялся, с нездоровой бледностью на щеках, и четко,словно печатая шаг, заявил:

— Оставь себе эти деньги. Ты так хотела их, бедняжка.Боюсь только, тебе недолго придется наслаждаться ими. Я клянусь тебе, чтосделаю все возможное и даже невозможное, чтобы засадить тебя в тюрьму. Тебя итвоего любовника. Когда окажешься за решеткой, пиши до востребования, возможно,я отвечу.

Он стремительно вышел из комнаты, а я тяжело опустилась вкресло. Боевой задор мгновенно исчез, уступив место смертельной усталости. ВоВладимире Павловиче я ошиблась, я была уверена, что мои слова произведут нанего должное впечатление, а они возымели совершенно обратный эффект. Однанадежда, что он, придя в себя, все как следует взвесит и решит оставить меня впокое. Если нет… если нет, мне предстоят нелегкие дни.

Я потерла лицо ладонью, таким образом пытаясь избавиться отназойливых мыслей. Допустим братец докажет, что мы с Сережей уже три месяцалюбовники. Ну и что? Этот факт не повод возобновлять расследование. А вот еслион заставит усомниться в показаниях свидетелей… Что, если он все и подстроил?

Сначала нашел этих самых свидетелей, о чем не замедлилсообщить Сергею, а теперь их разоблачит? Вполне в духе Владимира Павловича.Может дать ему денег? Нет, это бесполезно. Уступив один раз, со спокойнойжизнью можно проститься. Остается одно…

Я уткнулась лицом в спинку кресла, подтянув колени к животу,и горько заплакала. Мне хотелось оказаться за тысячи километров от этого местаи ничего не знать об убийствах, шантаже и проклятых деньгах. Вот уж воистинуправа пословица: не в них счастье.

Понемногу я успокоилась, выпила чаю в кухне, прошлась подому, проверяя все двери, взгляд мой наткнулся на телефонную трубку и я посленекоторого колебания набрала номер Сергея.

— Лили, дорогая, я не решался тебе звонить. Думал,вдруг ты не одна. Как прошел день?

— Ужасно. У меня только что был брат мужа. Требовалденег.

— Пошли его к черту.

— Он знает о нас.

— Ну и что?

— Еще он знает о свидетелях.

— Я не понимаю…

— Он собирается доказать, что они подкуплены.

— Что ж, пусть докажет. Послушай, детка, я их не подкупал,ты тоже. Я не знаю, кто стоит за всем этим. Если кто-то серьезный, ВладимираПавловича ждет сюрприз. Ты понимаешь, о чем я? Скорее всего, он быстроугомонится…

— Твои слова пугают больше его угроз. Сережа, я…

— Вот что, я сейчас приеду. Если мое существование длянего уже не тайна, глупо прятаться.

— Нет, Сережа, я не хочу…

— Ты не хочешь меня видеть?

— Конечно я хочу тебя видеть, но…

— Я сейчас приеду.

Он приехал через двадцать минут, все это время я металась погостиной, изводя себя сомнениями и укорами: мы теряем осторожность. Я ведьзнаю, с Сережей встречаться нельзя, но мне было так одиноко, так жутко в этомогромном доме. В общем, когда он приехал, я встретила его со смешанным чувствомбеспокойства и радости. Не успела я закрыть за ним дверь, как он заключил меняв объятья.

— Я так тосковал по тебе, — шептал он, целуя меня.Я хотела остановить его, но не смогла вымолвить ни слова. Не помню, как мыоказались в моей спальной.

Лишь в два часа ночи мы спустились в кухню выпить кофе.Сергей решил остаться до утра, я пыталась возразить, но делала это без особойохоты и он, конечно, остался.

— Твой Владимир Павлович идиот, — сидя в халатемоего мужа, сказал Сергей. — Что он добьется своими разоблачениями? Вконце концов, у нас есть охранник, который сознался в убийстве.

— У Владимира Павловича большие возможности, онспособен убедить кого надо, что следствие проводили без должной тщательности…Ко всему прочему я не верю, что мужа убил Данила, слишком все это глупо. Яразговаривала с Андреем, компаньоном Виктора, у них не было никаких дел с этимтипом из налоговой полиции.

— Не ломай голову, скорее всего парень выдумал еще одноубийство, надеясь удрать во время следственного эксперимента, но ему не повезлои он погиб.

— Сережа, но ведь получается…