А как же насчет простой человеческой симпатии, спросите вы. Той, на которую втайне для себя самой все же надеялась Марианна? Все дело в том, что Константин был человеком увлеченным, подверженным страсти, но и увлечение, и страсть имели одно направление. Он отдавался интересу целиком, но никогда – двум объектам одновременно. Его энтузиазм охватывал лишь одно стремление, и в тот период времени таким стремлением стало разобраться с Вихрем и устранить помеху в работе многострадального АЛИКа. Привлекательность Марианны не укрылась от его внимания, но внимание это не могло переключиться на нее в той степени, которую она заслуживала, до тех пор, пока в его одноплановом разуме сидит заноза – Вихрь, камень преткновения. Остановимся на том, что пока, если мыслить в плоскости восприятия самого Константина, его энергетические волновые вибрации не достигали Марианны. Но с каждым обнаруженным доказательством взаимосвязи девушки с Вихрем вибрации стремились к расстоянию опасной близости, грозящей зарождением нового всепоглощающего увлечения.

Сведения, почерпнутые Константином из истории болезни девушки, вызвали очередные вопросы, которые не терпелось прояснить. Потому он и думал всю ночь, не смыкая глаз, сопоставляя ее внезапное исчезновение с выявленными особенностями ее психики и всего, что знал о ней. И пазл не сходился, несостыковки находились на каждом углу. Допустим, она по каким-то причинам сменила номер, дверь она может не открывать, да и дома ее могло попросту не быть. Но, просматривая ее коммерческий аккаунт в социальной сети, Константин обнаружил ссылку на тот же номер, по которому абонент оставался по-прежнему недоступен. В то же время аккаунт регулярно обновлялся сообщениями нейтрального, неинформативного характера, как правило, дублирующими старые посты с незначительными изменениями содержания. И это было по меньшей мере странно, а скорее тревожило и настораживало.

«Я должен тебя найти, я непременно тебя найду», – Константин, словно мантру, твердил эти слова, приводя себя в порядок после бессонной ночи, решив наконец перейти от размышлений к действиям. Полицию он отмел сразу как априори неэффективный инструмент. Больницы и морги он тоже прошерстил по своим каналам – результат нулевой.

Константин систематизировал в уме все, что ему на тот момент было известно о своей свежеиспеченной приятельнице – информации накопилось немало. Для начала следовало проверить наиболее вероятную и наименее предпочтительную из версий и осмотреть ее квартиру. Константину не хотелось верить, ведь если ей дома стало плохо и помочь некому, то ему почти со стопроцентной вероятностью предстояло обнаружить труп. Так или иначе, ничего другого не оставалось, как пойти и удостовериться на месте. Для этих целей пришлось «коррумпировать» местного участкового. Тот, как водится, повозмущался для приличия, но, когда Константин предложил удвоить цену, недолго думая, согласился. Без лишнего шума и какого-либо бумагомарательства вызвали мастера и вскрыли дверь. Константин с опаской перешагнул порог. Участковый, не церемонясь, вошел следом.

– Пусто, – сказал он, быстрым взглядом пробежавшись по небольшой площади.

Константин облегченно выдохнул – трупа в квартире не оказалось. Теперь можно было осмотреться повнимательнее. В коридоре по углам скопилась пыль. Кровать в комнате аккуратно накрыта покрывалом. На подоконнике в ряд выставлены цветы в керамических горшочках. Константин потрогал землю – сухая, как и предполагалось. Рядом стояла маленькая лейка, и он, не размышляя, вылил ее содержимое в высохший грунт.

Задумался… Сомнений больше не оставалось – с Марианной что-то стряслось. Приходилось быстрее шевелить извилинами. Что еще он знал о ней? Раз работа отпадала, оставался довольно узкий круг знакомых, с кем она последнее время имела дело. Проще всего информацию получить от ее психотерапевта Эдуарда Александровича. Безусловно, язык ему связывает врачебная тайна, но Константин представился как его коллега, кем по сути и являлся, выразил обеспокоенность исчезновением приятельницы, и психотерапевт с готовностью, приняв во внимание серьезность ситуации, требующей принятия безотлагательных мер, сообщил коллеге, что Марианна не явилась на еженедельный прием, никак его не известив, что совсем на нее не похоже. В свете сложившихся обстоятельств он также поведал молодому коллеге о том, как организовал ее визит в психиатрическую лечебницу к некоему Илье Вадимовичу Седых с рекомендацией напрямую заведующему отделением смешанных состояний Мансурову Тимуру Сардоковичу. О посещении психлечебницы Константин знал лично от Марианны, сообщение психотерапевта не стало для него новостью – разве могло ему прийти в голову, что Марианна решит наведаться в клинику еще раз? Тем не менее он прилежно внес все имена и фамилии в блокнот.

Константин, распрощавшись с коллегой, понял, что в своих поисках зашел в тупик. Правда, не окончательно. Оставалось последнее средство, но на него требовалось время. Он, работая над уникальным проектом, успел завязать много полезных знакомств, в том числе и среди служащих силовых ведомств. Благодаря связям, не совсем быстро и совсем не безвозмездно ему вдалось получить распечатку телефонных звонков по номеру Марианны за последний месяц вместе с именами зарегистрированных абонентов. И тут его точно молнией ударило – вот она! Долгожданная зацепка. Константин мысленно поблагодарил себя за дотошность, которая никогда не бывает лишней для исследователя, впрочем, как и для сыщика, роль которого он в данном случае на себя примерял. Среди списка номеров звонивших девушке абонентов проскочило одно знакомое. Константин тут же сверился с блокнотом – так и есть: Мансуров Тимур Сардокович.

– Зачем ты ей звонил? – произнес молодой человек в безмолвной пустоте комнаты, нервно теребя душку очков. – Зачем? Это что-то да значит. Вот только что?

* * *

Марианна с усилием пыталась разомкнуть слипшиеся ресницы. Но даже сквозь сомкнутые веки глаза прожигал нестерпимый свет горячих ламп. Тупая головная боль, что давала о себе знать с вечера, не отпускала и по утрам. Губы пересохли, склеились – рот не разомкнуть. Так наступало новое утро очередного мучительного дня. С тех пор как под влиянием снотворного с отложенным действием Марианна в кабинете безумного доктора потеряла сознание, а наутро очнулась в отсеке № 29, где пробудившийся раньше Илья сидел на коленях, качаясь взад-вперед в безучастном созерцании унылой стены, каждый новый день повторял предыдущий. Мучительная жажда, унизительный поход в уборную в сопровождении жуткого черного санитара – маньяка в прошлом, а вероятнее всего, и в настоящем; возвращение в опостылевший отсек с убийственными лампами на потолке, бесплодные попытки сочинить хоть какую-то рифму, чтобы подобрать ключ к несговорчивому медиуму, и вместе с тем тягостные раздумья, стоит ли вообще этот ключ подбирать.

Еще со времени беседы с Тимуром Сардоковичем где-то в подкорке ее точил червь сомнения: нет никакого договора, с пленными не договариваются, от пленных избавляются, когда в них перестают нуждаться. Никакого билета в светлое (более похожее на темное) будущее у доктора для нее нет. Охранник-ворона выдает пропуск на одно лицо, и уж точно не на нее. Тогда к чему торопить события? К чему спешить разговорить медиума, когда для нее все предрешено? Но коротать дни в этом узилище было невыносимо страшно, мерзко, унизительно. Потому толика надежды на милосердие Тимура Сардоковича, врача, когда-то кому-то клявшегося не навредить, надежда на его человеческие качества заставляла Марианну все же пытаться вытянуть из Ильи Вадимовича столь интересующую доктора информацию. Она сочиняла нелепые детские рифмы (большее, как назло, не приходило в голову), которые не производили на пациента отсека ожидаемого действия. Единственное, чего она смогла от него добиться, это пара косых взглядов в свою сторону. Под конец он и вовсе отворачивался, укладываясь на свой неуютный коврик, в такие минуты Марианна видела лишь занятную татуировку на затылке Ильи – символы четырех стихий – жезл, меч, пентакль и кубок, поверх которых изображался юноша с поднятой правой рукой, а внизу – римская цифра «I» и подпись «МАГ»[7]. Маг, медиум – не все ли равно…