– А эти?

– Эти со мной.

– Сержант, не томи людей, открывай! – кричат, подходя, офицеры. Не избалованы они здесь гостями, каждому свежему лицу рады.

Козырнул офицер.

– Капитан Ракитин, прибыл для проведения…

– Да ладно, капитан, понятно всё – вшей, грязь, котлы проверять… Ты извини, что мы так по-простому, совсем тут в лесу одичали, людей не видим, одни зэки да зверье.

– Понимаю, – улыбается капитан. – Далеко забрались. И дороги у вас хуже фронтовых!

– Какие есть. Просили у начальства щебёнки, чтобы лужи засыпать, так не дают. Ты проходи, капитан, отдохни с дорожки.

Тянут капитана в штаб, за стол.

– Садись, расскажи хоть, что там на Большой земле делается?

– Не могу, служба у меня.

– Да ладно, успеем, выпьем, закусим, потом сами тебя по лагерю сопроводим, в каждую щель заглянем – коли скажешь. Мы же понимаем. А пока не обессудь.

– Ладно, – машет рукой капитан. – Наливай. Коньячок у вас, гляжу, знатный, генеральский.

– Для дорогих гостей бережём.

Выпил капитан. И еще выпил. Расстегнул воротник кителя. Хорош коньяк, огоньком по жилам идёт!

– Еще по одной?

– Давай, наливай.

Да и что тут капитану смотреть – вшей он, что ли, не видел, которые по зэкам стадами ходят и в швах одёжных белым киселём копошатся? Или на кухню пойдёт раскладки пищевые проверять, чтобы выявить сколько зэкам жиров и углеводов не доложили. Так и так понятно, что не доложили, по дороге растащив. Бестолковая это должность – санврач, хоть и грозно звучит.

– В седьмом лагпункте у нас холера. Так что скоро вам новых зэков в карантин пришлют…

Этого еще не хватало!

– А так у вас хорошо – воздух свежий, дичь и от начальства далеко, – вздыхает капитан. А у нас там!.. – только рукой машет. – Давай еще по одной… А после посмотрим, как тут у вас санитарно-эпидемиологическая обстановочка. Потому как холера или дизентерия – это не пустяк. Это я вам как врач говорю! Шутить с ними – ни-ни.

И ведь пошёл капитан непорядки искать. Вернее, поволокли его под две руки по зоне.

– Эй ты, покажи исподнее… Ну, и где они?

– Кто?

– Вши! Тут они должны быть! Выверни наизнанку. И там еще…

Нет вшей… Промашка вышла – дерьма и крови наплескали, а о вшах не подумали! А что это за зэки, которые без «артиллерии»? Непорядок!

– Мы только вчера дезинфекцию провели.

– Провели? Молодцы! Отмечу в рапорте…

Ходит капитан, смотрит… под ноги себе. Мягко коньяк пошёл, да крепко в голову ударил.

– Дальше смотреть будем?

– Дальше?.. Обязательно! На то мы и… поставлены, чтобы нормы и порядки блюсти. Чтобы никаких эпи-де-мий! Дело это архиважное, потому что если эпи-де-мия, то беда… Это что?..

– Штаб.

– Тогда наливай. И бойцов моих накормить, и чтобы в порядок они себя привели, потому что грязь – это рассадник!..

К вечеру капитана загрузили в «Виллис», сунули в ноги пакеты с гостинцами и коньяком, и отправили восвояси.

– Видать, признали нашу зону, – вздохнул «Полкан». – Коли проверяющие сюда поехали. Теперь вцепятся – не отпустят. Этот ладно, это лепилы, а что мы с фининспекторами делать будем?..

* * *

– Разрешите доложить?

– Что у вас? – Хозяин кабинета снял пенсне, протёр салфеткой стёкла.

– Ваше приказание выполнено. Лагерь проверен силами группы подполковника Никодимова.

– Покажите.

На столе раскрутилась карта, испещрённая какими-то обозначениями.

– Это что? – упёрся в карту толстый палец.

– Ближайший к лагерю населённый пункт – шестьдесят дворов, есть магазин, почта… Группа Никодимова провела опрос жителей, но местное население про лагерь почти ничего не знает – ни заключённые, ни офицеры в посёлке практически не появляются, кроме почтальона, который ежедневно забирает на почте корреспонденцию…

Почта?.. Какая-то ускользающая, но важная мысль… Почта?.. При чём здесь она – почта всегда есть и везде…

– Дальше.

– От посёлка до лагеря тридцать семь километров грунтовки, которой местное население практически не пользуется. Вот здесь и здесь поставлены знаки, запрещающие въезд, и таблички «Проход и проезд закрыт! Карантинная зона!» Далее дорога проходит между озером и болотом по неширокому, в одну колею, перешейку. В самом узком месте труднопроходима из-за больших, предположительно рукотворных, грязевых луж. Других пригодных для автотранспорта объездов нет – вокруг лес и болота.

– Но Никодимов как-то добрался?

– Так точно, товарищ Берия. Ему пришлось сооружать временные гати, потратив на это более трёх часов.

– Продолжайте.

– Сам лагерь расположен на возвышенности – четыре вышки с вохрой, три барака, штаб, кухня… Обычная планировка. Сами бараки разделены на изолированные блоки, рассчитанные на пятнадцать – двадцать человек.

– Зачем на автономные?

– Для изоляции больных. Лагерь считается карантинным.

– Как подполковника встретили?

– Как положено – хлебом-солью. По всей видимости, где-то на подходах у них оборудован наблюдательный пункт, поэтому к его визиту успели заранее подготовиться. Контингент заключённых примерно от двадцати до сорока пяти лет. Доходяг, инвалидов нет, все в хорошей физической форме. Офицеры держатся уверенно…

– Какие такие офицеры! – раздражённо перебил товарищ Берия. – Заключённые они, беглые, которых к стенке ставить надо… Что еще докладывает подполковник?

– Вот здесь, за периметром лагеря, оборудован физкультурный городок, полоса препятствий и стрельбище для вохры.

– Ну и что с того?

– Подполковник Никодимов отмечает, что для существующей вохры они слишком велики. Одних турников шесть. Кроме того, спортивный городок и полоса препятствий разнесены больше чем на полтора километра, хотя обычно их располагают рядом. И еще там деревянные щиты в человеческий рост с обозначением фигур, которые разбиты в щепу.

– Что значит «разбиты»? Их что, кто-то топором рубил?

– Никак нет! Подполковник Никодимов утверждает, что подобные зарубки могут оставлять ножи и сапёрные лопатки, при отработке приёмов рукопашного боя и метания их в цель. Ближе он рассмотреть не смог.

– Почему?

– Не мог дойти после угощения. Ну, то есть не стал рисковать, чтобы не раскрыть себя.

– Что еще?

– Питание. Раскладка типичная, но подполковник заглянул в отходы и обнаружил там корки хлеба.