Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да вероятно, так все и могло бы происходить: ожидание нужной машины, заодно не менее терпеливое ожидание приземления комара, чтобы махом пришлепнуть его… Машина подъехала бы и остановилась у светофора — как раз в тот момент (а в воображаемых картинах, как знал Сошников, обстоятельства всегда складываются очень удачно), когда загорелся красный свет. Однако водителя первые секунды не было видно, и Сошникову пришлось немного сместиться в сторону и податься чуть вперед, одновременно поднимая дробовик, упирая приклад в плечо и раздвигая стволами ветви. Солнце подсвечивало снизу лицо водителя, в последний момент он неожиданно обернулся в сторону притаившегося в кустах человека, и тот, целясь в середину перекошенного от ужаса лица, надавил указательным пальцем на спусковой крючок…
«Вздор!» — сплюнул Сошников.
Он, наконец, заметил, что лесополоса имела довольно опрятный вид: березки и кусты, закрывавшие трассу, тропинка меж деревьев, минимум мусора — нельзя было исключить, что лесочек время от времени кто-то чистил. Здесь в эту пору, наверное, можно было даже найти грибы. Как вдруг опять он вышел, одетый в черное, к светофору, схоронился в кустарнике и, когда нужная машина подкатила к светофору, сместился чуть влево и, поднимая дробовик к плечу, раздвигая им ветви, одновременно сделал полшага вперед…
Он потряс головой, отгоняя нелепую фантазию. Но теперь он отметил одну особенность: в этом наваждении все повторилось без вариаций: дробовик, темная майка — его обычная старенькая майка, в которой он что-то бывало делал по хозяйству, капроновый хозяйственный мешок, назойливый комар… Но что-то он увидел еще, что упустил из виду в первый раз: что-то мелкое — живое существо, вроде гусенички, повисшей на паутинке перед самым носом… Все это стало взвинчивать нервы. Несколько раз он останавливался, глубоко вдыхал и резко выдыхал и говорил себе: «Вздор! Бред!»
Автотрасса за лесополосой плавно уходила вправо. За ней открывался город. Сошников вышел из деревьев, пересек дорогу, и пошел по тропе вдоль бетонного забора, за которым возвышались глухие стены производственных и складских зданий. Думал: если есть дорожка, то куда-то она выведет. И точно, пыльная земляная дорожка быстро перешла в укатанную щебеночную. Встретилась женщина в накинутой на белую майку рабочей оранжевой безрукавке. Расспросил ее, как выйти. Потом повстречались еще двое пожилых: мужчина и женщина — наверное, дачники. А еще через пару сотен метров вышел к железной дороге. Несколько предстанционных веток разбегались в обе стороны. Здесь народа было больше: кто-то шел вдоль путей, вдали возвышалась платформа с людьми, ожидавшими, вероятно, электричку. Сошников перешел на другую сторону, машинально считая железнодорожные ветки, которых оказалось семь, вышел на пристанционную площадь. Отсюда можно было добраться до дома пешком, и он решил не ждать маршрутку.
До самой ночи все у него как-то не клеилось. Он домой пришел раньше Ирины и, как часто бывало в таких случаях, сам взялся готовить ужин. Поставил варить рис. Нашел в холодильнике охлажденную курицу, разделал и принялся жарить. Но у курицы было странное желеобразное мясо, и Сошников с нарастающим раздражением наблюдал, как по мере жарки из курицы сочится жижа и мясо ее катастрофически быстро ужимается, наполняя сковороду желтым бульоном, так что вместо жареной курицы получался суп. Несколько раз даже подступало желание вытряхнуть получившуюся похлебку в помойное ведро. Пока занимался курицей, переварил рис в слипшуюся клейкую массу. Да еще ухитрился обидеть тестя, в общем-то деликатнейшего человека. Тесть притащился на кухню, сел у открытого окна, костыли прислонил к подоконнику, стал курить — пока не было Ирины. Машинально оглаживал культю в подшитой штанине — результат тромбоза. Стал заползать своим старческим скрипом в самую душу:
— А я сегодня во двор спускался. Думал, смогу к мужикам на дальнюю лавку дойти. Не дошел, у подъезда посидел, покурил и домой.
— И то хорошо, Семен Иваныч.
— А сосед-то, Алексеич из второго подъезда умер. Еще полгода назад!
— Не знаю. Может быть. Я его не знал.
— Он, говорят, умер от инсульта. Было два удара. Один дома, второй в больнице.
И так до оскомины — Сошников и убежал бы, да плиту нельзя было оставить.
— Его в больницу привезли, дома у него только рука отнялась, а в больнице уже до конца… Мне его дочь рассказывала. А ты ее не знаешь? Такая высокая…
— Нет, не знаю.
— А что же это у вас в газете написали, что третий мост через речку строить будут?
— Я не знаю, что у нас написали.
— Не знаешь?
— Семен Иваныч, я же говорил, что не читаю газет, а наш «свисток» тем более не читаю. И вообще на кой черт вам нужен третий мост, если вы все время сидите дома!
А уж когда пришел Сашок, на нем сорвал злость и вовсе с удовольствием. Сашок с ходу не то что спросил, заявил как должное:
— Пап, я за компом посижу.
Сошников почувствовал даже что-то сладко мстительное.
— Нет, нельзя, ты сидишь за ним целыми днями. Сегодня будешь читать книгу.
— Ну не сижу я, честное слово! Когда тебя не было, я не сидел…
— К тому же ты лжешь. Сколько раз, когда я приходил неожиданно, монитор оказывался горячим.
— Ну, пап, я немного, ну, пока каникулы… А потом будешь говорить, что школа и тоже нельзя…
— А вот нет! А будешь настаивать, я тебя за такое ослиное упрямство накажу. Лишу компьютера на неделю! Или вообще
