Поэтому он здесь. Говорит, что нужно делать. Смотрит на всех свысока. Если он, финский инженер, не будет настороже, тупые аборигены всё напутают и распихают деньги по карманам. Так он мне однажды сказал открыто. И его не заботило, что я об этом думаю.

Подчас я размышляю о том, какую дорогу местные жители проложили бы по саванне. Возможно, она вилась бы среди баобабов, если бы Ханнес твёрдой рукой не указал прямой путь к горизонту.

Он разглагольствует о солидарности и сострадании, историческом долге, который необходимо вернуть. Наверняка думает об этом и сейчас, потягивая джин-тоник.

А садовник тем временем подстригает лужайку. Верхом на райдере он похож: на большого ребёнка.

8

На тротуаре перед галереей стоял полицейский фургон. На другой стороне улицы у дерева остановилась женщина с ребёнком. Показывая на машину мальчик пил сок через трубочку.

Дверь в галерею была открыта, а окно рядом с ней – разбито. Лаури Аро, присев на корточки, фотографировал окно на телефон.

Паула припарковала «Сааб» вплотную к задним дверям фургона так, что их стало невозможно открыть. Ренко обратил на это внимание, но Паула лишь молча заглушила мотор.

– Так-так, малолетки балуются, – словно сельский полицейский сказал Ренко, выходя из машины.

Аро в ответ заявил, что это уже пятая попытка сорвать проект. Началось всё с того, что, как только он был запущен зимой, кто-то увёл твиттер-аккаунт «Сострадания».

– Это травля, а не невинные шутки.

– Это делают одни и те же люди? – спросил Ренко.

– Неизвестно – их не могут поймать. Точнее, полиция не может, – ответил Аро с сарказмом, адресованным Пауле.

– Когда это случилось? – спросила она.

– Не знаю. Где-то час назад сюда приехала Май – готовиться к открытию – и сразу позвонила мне. Я вызвал полицию, – Аро сказал это тоном первоклассника, который только что выучил номер экстренной службы.

Когда Паула позвонила Аро и попросила о встрече, чтобы кое-что уточнить, он не сказал ей о произошедшем – лишь предложил увидеться в галерее и дал адрес. То, что он скрыл эту информацию, Пауле не понравилось. Нельзя было исключать, что акт вандализма каким-то образом связан с убийством Раухи Калондо.

В конце концов, контейнер, в котором её утопили, сейчас должен был находиться именно здесь.

На окне была нарисована свастика, что наталкивало на мысль о каких-нибудь правых радикалах. Было время, когда Паула не воспринимала всерьёз рисователей свастик, но в последние годы стало ясно, что недооценивать их опасно.

Раньше ей не приходило в голову, что у убийства мог быть расистский мотив. От этой мысли она ощутила мороз по коже.

Прикреплённый к стеклу плакат был забрызган красной краской из баллончика, но Паула смогла разобрать надпись о том, что выставка открывается послезавтра, во вторник.

«Организаторам придётся поспешить с ремонтом», – думала Паула, осматривая повреждения. Через окно она увидела обеспокоенную Май Ринне в обществе двух полицейских. Её появление было очень кстати.

– Здесь есть видеонаблюдение, но, боюсь, запись вряд ли поможет опознать преступников: камера висит далеко от входа, – сказал Аро. – После прошлого случая я просил Май её перевесить, но она, похоже, забыла.

– А что случилось в прошлый раз? – поинтересовался Ренко.

– Дверную ручку измазали фекалиями, – серьёзно ответил Аро, но затем натянуто улыбнулся: – Кассинен вляпался.

Ренко тоже хихикнул, но тут же посерьёзнел, увидев, как Паула приподняла бровь.

Этот акт вандализма нужно было расследовать в рамках дела об убийстве. Паула выпроводила полицейских, сообщив, что следствием займётся сама. Они слегка оторопели, но тем не менее послушно сели в машину.

– Скоро приедут криминалисты, больше ни к чему не прикасайтесь, – попросила Паула Аро, который снова фотографировал, поднося телефон почти вплотную к стеклу.

На спине его голубой рубашки красовалось большое тёмное пятно. Паула тоже ощущала, что вспотела, хоть ей и удалось принять душ и переодеться. Погода располагала к пляжному наряду, но заниматься расследованием в таком виде было бы затруднительно. Особенно таким серьёзным. Особенно женщине.

Ренко явно избавился от некоторой неловкости, которую испытывал поначалу, и прекрасно сработался с Медведем. По дороге к галерее он рассказывал Пауле об их совместной работе, как ребёнок, который только что обзавёлся новым другом.

Им удалось выяснить, что, выйдя из отеля, Рауха Калондо пошла по Булеварди в сторону Хиеталахти, но вскоре развернулась и не торопясь прогулялась по проспекту Маннергейма, зашла перекусить в бургерную, а затем через сквер Эспланады двинулась к Рыночной площади. В последний раз она попала на камеры именно там, и на этой записи Калондо выглядела самой обыкновенной туристкой. Она была одна, по её виду нельзя было сказать, что она что-то ищет или чем-то встревожена.

Медведь остался искать другие видеозаписи. Вскоре ему предстояло просмотреть и запись с камеры галереи.

Паула попросила Ренко и Аро ждать снаружи и отгонять зевак. В галерее было прохладно и сумрачно. В первом зале на стене висели большие фотографии, по две друг над другом, одного размера. Паула остановилась перед первой парой. На верхнем изображении она узнала здание на заднем плане – снимок был сделан в Каллио. Снимали против света, и люди, стоявшие в очереди, на фото выглядели силуэтами. На нижнем фото играли в футбол двое детей, мальчик и девочка, судя по виду – с Ближнего Востока. Их сняли на слякотной площадке через сетчатый забор на фоне какого-то барака. Вероятно, в миграционном центре где-то на просторах Финляндии. Фокус был сделан на сетке-рабице, и фигуры детей на снимке расплывались.

– Не правда ли, прекрасные?

Май Ринне появилась откуда-то из недр галереи. На ней был тёмно-синий комбинезон с коротким рукавом, который смотрелся одновременно удобным, модным и нежарким. Паула ощутила себя потным неуклюжим великаном.

– Кассинен снимал? – спросила она, показывая на фото с очередью за хлебом.

– Это фотографии от обычных людей. Мы отобрали их из нескольких тысяч присланных работ.

– Тысяч? – удивилась Паула.

– Проект действительно успешный, – сказала Ринне голосом человека, которому к успехам не привыкать. – Люди хотят продемонстрировать сострадание, именно это сейчас нужно обществу. Сострадание сильнее ненависти.

– Неужели? – Паула кивнула в сторону разбитого окна.

– Просто ненависть обычно заметнее. Собственно, в этом и состоит наша задача – сделать заметным сострадание. Пойдёмте, – Ринне повернулась, не дожидаясь ответа.

Паула прошла за ней в помещение, в котором не оказалось ничего, кроме проектора на потолке. Он крутил видео, на котором седеющая женщина что-то говорила на камеру. Но голоса слышно не было.

– Это она сняла очередь. Паавали отобрал фотографии и ролики, на которых авторы фото рассказывают о своей