– Какой высоты?

– Большой!

– Например?

– Например, с крыши Дома культуры, где размещается штаб полка.

– А где его нашли?

– Во дворе за штабом и нашли…

Младший лейтенант переглянулся с сержантом Масленниковым – вот почему тот не мог найти писаря. В это время Епифанцев уже лежал поломанный и без сознания за Домом культуры.

– Ах, вот оно что… А кто его нашел?

– Солдаты из штабного взвода. Пошли покурить подальше от начальства, ну, и увидели…

– Он может прийти в себя?

– Может, – кивнула Федора Андреевна. – А может в любую минуту умереть. Нужно вести его в госпиталь или больницу, где есть лекарства, оборудование, специалисты. И в то же время его нельзя трогать, так как перевозки он не перенесет и попросту умрет по дороге.

– Мне нужно поговорить с ним… – тихо произнес Егор.

– Это сейчас невозможно, – так же тихо ответила военфельдшер Пушина. – Вы не видите, что он без сознания?

– А можно его как-то привести в чувство? Хотя бы на время?

– Даже нужно. Иначе может развиться коматозное состояние, нарушение функций мозга и полное расстройство жизненных функций. Тогда уже его точно не спасти…

– Ну, так сделайте что-нибудь!

– А я, по-вашему, чем сейчас занимаюсь?

Военфельдшер сделала какой-то укол и присела на краешек кровати. Ивашов остался стоять.

Менее чем через четверть часа писарь открыл глаза.

– Ну, слава богу! – вздохнула Пушина и наклонилась к голове писаря: – Епифанцев, вы слышите меня? Если слышите, закройте глаза.

Писарь прикрыл глаза.

– Откройте.

Он открыл глаза.

– Хорошо… А говорить вы можете?

– Да, – скорее выдохнул, чем сказал Епифанцев.

– Доктор, спросите, что с ним случилось? – попросил Егор.

– Что с вами случилось? – повторила Федора Андреевна, снова наклонившись над писарем.

Епифанцев разлепил губы и что-то сказал, чего не услышали ни Федора Андреевна, ни Егор. Потом послышался едва различимый шепот:

– Он… позвал меня… на чердак… заманил… ударил и…

– Кто он? – Ивашов склонился над писарем, стараясь различить каждый звук.

– …вытолкнул…

Епифанцев вдруг широко раскрыл глаза, стал приподниматься на постели. Затем издал протяжный стон, похожий на плач, и упал на по-душку.

– Кто он? Кто столкнул? – еще ниже склонился над писарем Егор, напрягая слух. Даже если сейчас Епифанцев просто пошевелил бы губами, он понял бы, что пытается сказать ему солдат. Но писарь молчал, уставившись в потолок спокойным и немного удивленным взглядом.

– Он вам уже ничего не скажет… – произнесла Федора Андреевна, медленно поднимаясь с койки рядового Епифанцева.

Ивашов рассеянно кивнул, потом сказал лейтенанту медицинской службы «спасибо», на что женщина ничего не ответила, и поплелся к Дому культуры. Поднявшись вместе с молчавшим сержантом Масленниковым к себе в отдел, он закрыл дверь на ключ, сел за стол и какое-то время продолжал молчать. Потом поднял взгляд на Масленникова, уныло притулившегося на стуле, и спросил:

– Ну, и что ты обо всем этом думаешь, Федор Денисович?

– Даже не знаю, что и сказать, – ответил сержант.

– И все же…

– Убили писаря-то. А неплохой парень был.

– И что это значит? Зачем убили? – задумчиво проговорил Егор, спрашивая скорее самого себя, чем допытываясь мнения сержанта.

– Помешал кому-то.

– Верно, Федор Денисович. Только вот кому? Теперь нам с тобой еще и эту задачку придется решать. Но убийство писаря все же кое-что проясняет.

Сержант молчал, ожидая от своего командира дальнейших размышлений вслух.

Ивашов оглянулся на сейф, возвышающийся за его спиной, затем перевел взгляд на своего помощника:

– Давайте-ка порассуждаем, Федор Денисович. Итак, первая версия: писарь Епифанцев и есть убийца Хромченко и похититель секретных папок из его сейфа. Согласно показаниям помощника начальника штаба по тылу старшего лейтенанта Шевчука, именно в руках Епифанцева находился портфель, куда можно было бы спрятать секретные папки из сейфа Хромченко. И именно Епифанцев оказался после выстрела одним из первых у двери кабинета Хромченко. Если, конечно, не самым первым…

– Но капитан Олейников видел, что портфель писарю передал капитан Рыжаков, когда с пистолетом ворвался в кабинет Хромченко, – заметил сержант.

– Ну, это со слов капитана Олейникова портфель писарю Епифанцеву передал капитан Рыжаков. Сам же Рыжаков не говорил ни о каком портфеле, – в свою очередь заметил Егор. – Получается, что-либо Олейников нам соврал, либо Рыжаков что-то недоговаривает.

– Ну да… Получается, что так, – согласился Масленников. И добавил: – Это мог прояснить только сам Епифанцев.

– Точно так, – кивнул Ивашов. – Это если писарь был ни в чем не замешан. И его убрали как раз для того, чтобы не дать нам его допросить. Он мог прояснить про портфель, а возможно, видел что-то, что видеть был не должен. Ведь он, повторяю, одним из первых оказался у двери кабинета Хромченко. Но это уже вторая версия. Что же касается версии первой, то тут картина такая: писаря, как исполнителя, сделавшего свое дело и ставшего ненужным, устраняют, как отработанный материал. Значит, до этого кто-то им руководил. Поскольку с убийством Хромченко и похищением секретных папок сработано все четко, аккуратно и грамотно, можно еще предположить, что это проделал некто главный, а писарь был просто у него на подхвате. И его устранили, как человека, слишком много знающего и ставшего ненужным и опасным, если он попадет к нам в руки.

– Получается, либо ни в чем не замешанного писаря убили, чтобы он ничего нам не рассказал про портфель, а может, и еще кое-что, чего он видеть был не должен, либо писарь враг, которого ликвидировал за ненадобностью другой враг, главный, – такое заключение вынес сержант Масленников.

– Совершенно верно, Федор Денисович, – согласился со своим помощником Егор. – И теперь нам надо узнать, кто убил писаря Епифанцева. Сомнений, что это было именно убийство, у меня лично нет никаких. Причем убийство писаря Епифанцева косвенно доказывает, что и Хромченко тоже убили. Теперь я в этом уже не сомневаюсь.

– И что мы будем делать, Егор Фомич? – спросил Масленников.

– Работать, – просто ответил младший лейтенант. – А для начала давай поднимемся на чердак.

Поднялись на чердак, запыленный, темный, под ногами сухо потрескивал голубиный помет. В дальнем углу стояли старомодные поломанные шкафы, видно, уцелевшие с того времени, когда здание принадлежало помещику, в другом углу, приставленная к стене, кособочилась тумбочка без ножки.