Как назло, тапочки куда-то запропастились. И подчиняясь назойливому звонку, Евсей Наумович поспешил к двери в одних носках. Коснулся бровью окошечка дверного глазка. Внешность мужчины, стоящего на площадке, ни о чем не говорила, да и глазок был мутный, давно пора его сменить.

– Откройте, Евсей Наумович! – донеслось из-за двери. – Это я, Мурженко. Николай Федорович.

– Какой такой Мурженко? – Евсей Наумович отодвинул задвижку засова и повернул ручку замка.

В проеме двери пухлый гражданин небольшого росточка, приподняв к груди портфель, простодушно улыбался Евсею Наумовичу.

– Что-то не припоминаю, – пробормотал Евсей Наумович.

– Откуда же помнить? – радостно кивнул Мурженко. – Всего-то и виделись разок. Позвольте войти?

Без особой охоты Евсей Наумович ступил в сторону, пропуская толстячка. Теперь ему показалось, что он где-то встречался с этим человеком, но вот где…

– Что-то не припоминаю, – нетерпеливо произнес Евсей Наумович.

– Мне доводилось с вами дознание.

– Ах вот что, – подхватил Евсей Наумович не без удивления. – Чем же обязан.

– Николай Федорович, – подсказал Мурженко. – Проходил мимо, думаю, дай загляну. Вы оставили хорошее впечатление. А что вы в носках?

– Так уж получилось, извините, – пожал плечами Евсей Наумович. – Озадачили вы меня, честно говоря.

Евсей Наумович жестом пригласил гостя в кабинет. Не то чтобы он испугался неожиданного визита человека из милиции, нет, но как-то стало Евсею Наумовичу неуютно – с чего бы все это и вместе с тем любопытно.

Мурженко мелкими шажками шел впереди хозяина квартиры, поводя по сторонам стеклами очков. Соображал, куда поставить портфель. А Евсей Наумович помалкивал, он решил не особенно поощрять пребывание дознавателя в своем доме. Мурженко так и опустился в кресло у письменного стола, придерживая портфель у живота. Евсей Наумович разыскал, наконец, свои домашние тапки.

– Хорошо тут у вас, – улыбался Мурженко. – Спокойно.

– Ну, не особенно спокойно, если жалует милиция, – буркнул Евсей Наумович.

Мурженко засмеялся. Обвел взглядом кабинет, задержавшись на бесчисленных корешках книг за стеклами стеллажей, на открытых добротных полках. Вздохнул и вновь уставился на Евсея Наумовича серыми глазками за круглыми линзами очков в тонкой металлической оправе. Казалось, обилие книг и добротность обстановки смутила пришельца.

– Знаете, Евсей Наумович, – взбодрил он себя. – тот самый человек, при котором я с вами имел честь познакомиться. Ну, тот самый сапожник.

– Магерамов, что ли? – процедил Евсей Наумович.

– Ну?! Вы запомнили фамилию? – удивился Мурженко.

– Тамошние фамилии мне привычны. Да и сам он оказался весьма достойным.

– Да, да, – прервал Мурженко. – Как вы и предсказали, тот Магерамов вернул мне обувь, точно из магазина. А главное – разыскал меня. Меня ведь перевели из райотдела в Городскую прокуратуру. Теперь я значусь следователем по особо важным делам, сижу на улице Якубовича.

– Во как! – повел головой Евсей Наумович. – А по виду и не скажешь – каким были таким и остались.

– Каким же мне быть? – засмеялся Мурженко. – Все свое ношу с собой.

И он тряхнул портфелем.

– Да поставьте его на пол. Или боитесь пропадут ваши документы? – усмехнулся Евсей Наумович. – Так с чем пожаловали, Николай Федорович? Не станете же уверять, что проходили мимо.

– А вот и проходил, – Мурженко опустил портфель к ножке кресла. – Только не мимо, а резко по этому адресу, Евсей Наумович. Дело-то убиенного младенца до сих пор не закрыто. На мне висит. Подобные дела обычно в ведении горпрокуратуры. Вот его и повесили на меня, горемыку.

– Так и горемыку, – кивнул Евсей Наумович. – Может, чаю хотите? С лимоном.

– Ну вот. Взятка в виде чая?

– А вы в основном – в виде ремонта старой обуви?

– Обувь, это – так, дружеская услуга, – явно смутился Мурженко.

– А чай, это символ гостеприимства.

– Тем более с лимоном, – Мурженко протянул руку и тронул колено хозяина квартиры.

– Именно! К тому же с чего бы мне сулить вам взятку, Николай Федорович?

– Как сказать, как сказать. – Мурженко обмерил Евсея Наумовича быстрым взглядом и безмятежно засмеялся. – Шутка! – добавил он.

Евсей Наумович отправился на кухню, а гость, испросив разрешение, выбрался из кресла и шагнул к книжным стеллажам.

Электрический чайник с палехской росписью достался Евсею Наумовичу от каких-то эмигрантов, ночевавших в квартире перед отъездом. У них оказалось несколько чайников, купленных «на продажу». И перед таможней они передумали – все равно не пропустят, на семейство положено лишь два. Прошло столько лет, а на чайнике лишь слегка потускнела роспись, да шнур поистрепался. Евсей Наумович набрал воды, всадил шнур в розетку. Обычно он пользовался электрическим чайником при гостях, так было удобней.

Визит человека из горпрокуратуры озадачил Евсея Наумовича. Он слышал его мягкое топтание, шорох книжных страниц, скрежет стеклянных шторок книжных шкафов. Неспроста появился в квартире этот Мурженко, неспроста. Беспокойство вновь подступило к Евсею Наумовичу, беспокойство и любопытство.

– Прекрасная библиотека, Евсей Наумович! – выкрикнул из кабинета Мурженко. – Редчайшая.

– Не жалуюсь, – ответил через плечо Евсей Наумович, раздумывая – заваривать свежий чай или использовать пакетики? Остановился на чайных пакетиках.

Достал с полки коробку с печеньем, соленые сухарики, конфеты «Коровка». Евсей Наумович любил эти конфеты, особенно эстонские, с тягучей начинкой.

– Эстония сделала нам ручкой, – сообщил Евсей Наумович своему гостю. – и лишила меня своих конфет.

– Да, нехорошо они поступили, – согласился Мурженко, рассматривая тяжеленный фолиант. – У вас редкие книги, Евсей Наумович.

– Есть и редкие. Вы что листаете? «Путешествие Лаперуза»? – Евсей Наумович бросил взгляд на книгу в красном нарядном переплете. – У меня только третий том. А всего их четыре. Это из библиотеки Наполеона, не личной, конечно, так называлась серия. Видите, на корешке знак императора «N», а под ним – орел с поджатыми крыльями. Герб Франции.

– Сколько же такой том может стоить? – обронил Мурженко.

– Если все четыре, пожалуй, перетянут «мерседес». А порознь не знаю. Тоже не дешево.

– Откуда у вас такая ценность?

– Наследство от дяди, – ответил Евсей Наумович. – Он был известный в городе хирург-уролог. Вытащил с того света одного больного, тот и отблагодарил, зная страсть моего дяди.

– А где ваш дядя?

– Умер. В Америке. В эмиграции. Несколько лет назад.