Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Конни остановилась, посмотрела на своего студента и улыбнулась.
— Готово! — крикнул мастер в открытую входную дверь.
Конни все еще разбирала бумаги на столе и только при звуке его голоса подняла голову и заметила, что по углам гостиной сгущаются сумерки. Ее всегда удивляло, почему говорят, что тьма опускается. Ей казалось, что она, наоборот, поднимается из-под кустов и деревьев, выползает из-под мебели и, заполнив все закоулки на земле, вырастает до неба.
Она встала и потянулась, хрустнув пальцами.
— Здорово! — восхитилась Конни, проводя рукой по черному дисковому телефону, примостившемуся на маленьком столике в холле.
— Сейчас народ ставит радиотелефоны, в курсе?
Мастер опять приподнял и опустил кепку.
— Да, — сказала Конни, — но тут нет розеток.
Мастер пожал плечами, словно не удивившись тому, что в конце двадцатого века обитаемый дом в густонаселенной местности стоит без электричества.
— Счет по почте, — буркнул он и, повернувшись, зашагал по плитам дорожки, ведущей к калитке.
— Спасибо! — крикнула она вслед.
— Тут бы фонарь, — донеслось в ответ, и Конни осталась одна.
После четырех гудков на том конце провода с грохотом сняли трубку, и голос Грейс произнес:
— Алло?
— Мама? — сказала Конни.
Она стояла у входа в столовую, прислонившись к косяку. Кашпо, висевшие в оконных проемах, постепенно исчезали в вечернем мраке, а цветы в них, как высушенные пауки, застыли без движения. Нужно их выбросить. Почему она еще до них не добралась?
— Конни, дорогая! Как хорошо! Не думала, что услышу тебя так скоро, — сказала Грейс.
Почему-то Конни подумала, что Грейс печет пироги. Она представила, как ее мама с длинными седеющими волосами стоит посреди кухни, ухом прижав трубку к плечу. Руки у нее в муке, и мучной след остался на телефоне.
— Ладно. А что ты печешь? — рискнула Конни проверить свою догадку.
— Самосу. Не понимаю, в чем дело — тесто все время рассыпается.
— Надо добавить побольше топленого масла.
— Добавила, но оно стало таким жирным!
Грейс вздохнула, и Конни представила, как она откидывает со лба прядь волос. В Санта-Фе, наверное, еще светло, и Конни нарисовала в своем воображении мамину кухню. Вот раковина, а вот подоконник, весь уставленный толстыми ощетинившимися кактусами и тимьяном. Когда Грейс переехала на запад, ее комнатный сад приобрел колючий и немного сухой вид. «Он меняется по приказу земли», — обычно говорила Грейс, и никто не знал, что это значит. Грейс всегда слишком замысловато понимала связь между погодой и сознанием, как у людей, так и у растений. Она утверждала, что электромагнитные поля, вызванные изменениями погодных условий, могут напрямую влиять на человеческую ауру и даже менять характер или способности. Конни относилась к этой идее с терпением, если не с пониманием. Но Грейс всегда все усложняла.
— Сейчас бы самосу, — облизнулась Конни.
Грейс хихикнула.
— Расскажи мне, дорогая, — сказала она, — как продвигается с домом?
— Медленно, но верно, — ответила Конни, накручивая на палец гибкий телефонный провод. Палец покраснел, и она высвободила его. — Я… Я уже тут кое-что изменила.
— Очень хорошо, что ты поставила телефон.
Голос Грейс прозвучал на фоне стука деревянной ложки, взбивающей тесто.
— Мама! Как ты узнала? — рассмеялась Конни.
— Откуда ты еще можешь звонить в обеденное время? У мамы был когда-то телефон, но в шестидесятые она его сняла. Говорила, что уж очень надоел. Я безумно волновалась, что что-то случится, а она даже не сможет дать знать. Но она все равно все делала по-своему.
— Она, наверное, была очень необычная, — сказала Конни.
— О-о, ты даже не представляешь! — сказала Грейс, и в ее голосе вдруг прозвучали подростковые нотки. — Когда дом будет готов к продаже?
— А… — сказала Конни и осеклась.
Исследование отнимало столько времени, что домом она почти не успевала заняться. А если начистоту, не очень и хотелось. Взгляд скользнул мимо засохшего цветка в треснувшем фарфоровом горшке дальше, в полутемную гостиную, где стояли кресла. На прошлой неделе Конни оттерла их гобеленовую обивку мягким моющим средством для шерсти, и теперь они, чистые и удобные, засияли своим исконным, красно-коричневым цветом. После ужина Конни хотела развести небольшой огонь и почитать, пока не заснет. Она уже готова была защищать эту маленькую комнату от любого вторжения. — Еще нескоро.
— Конни, — сказала Грейс уже голосом сорокасемилетней женщины.
— Мама, там такой беспорядок. Времени потребуется гораздо больше, чем я думала, — настаивала Конни.
Грейс вздохнула.
— Ясно. Ну, расскажи. Если ты не занималась домом, как мы договаривались, что ты тогда делала? Головные боли прошли?
Конни услышала, как Грейс отложила в сторону ложку и стала раскатывать тесто на разделочной доске. В этот момент она, видимо, сильно прижала щекой трубку — пикнула нажатая клавиша.
— Нормально, — ответила Конни, осознавая, что хотя видения остались яркими, голова после них почти не болит. Она даже не заметила, как это произошло.
— Вот видишь, и врач не нужен, — сказала Грейс.
— Да, — сказала Конни, — между прочим, я пишу диссертацию.
Она постаралась придать своему голосу как можно больше значимости.
— В самом деле? — сказала Грейс без всякого интереса.
— Помнишь, я тебя спрашивала про имя? Я кое-что разузнала и думаю, что оно приведет меня к первоисточнику для моей диссертации.
— К какому первоисточнику? — спросила Грейс.
В ее голосе прозвучали подозрительные нотки, но Конни не придала этому значения.
— Мама, у Деливеренс Дейн была магическая книга! Невероятно, правда?
— Невероятно, — как эхо повторила Грейс безжизненным голосом.
— Это противоречит всему, что говорят историки о связи между женщиной и религией в колониальный период, — объяснила Конни, повышая голос.
— Ты права, — сказала Грейс. Было слышно, как под ее пальцами чмокало и шуршало тесто. — Надо добавить еще масла.
— Мама! — нахмурилась Конни.
— Я слушаю, слушаю, — поспешила заверить ее Грейс.
— И теперь я должна найти книгу. Завещания, кажется, хорошо сохранились, и я прослежу всех владелиц книги. Получается, что для каждого поколения эта книга имела большое значение, раз ее упоминали в завещании. Даже если ее записали вместе с другими книгами, я попробую найти все собрание. И тогда, возможно, мне повезет.