Нино моргнула и с размаху заехала ему в челюсть кулаком.

Муж, конечно, ужасно обиделся, закричал на нее:

– Ты ведешь себя как мужик!

– Ботиночки купила…

Она споткнулась, пролетела вперед головой и четко приземлилась на диванчике в прихожей.

1. Колючка

Инна очень хотела в тюрьму. В основе романтизма лежала личная причина. Младший брат загремел по сто пятой, сел за убийство, но об этом в своих запросах на учебную практику она не распространялась.

«Студентка, пятый курс пединститута, пишу диплом на тему “Трудные подростки…”». Таких заявок она отправила по разным адресам штук двадцать, ответили из одной-единственной колонии, которая находилась в нашем городе. И пришлось ей пиликать к нам из Томска, а это, между прочим, три дня на поезде.

С нашего вокзала в поселок с детской зоной отправлялся маленький чумазый автобус. Инна спросила, идет ли он до колонии. Кондукторша утвердительно кивнула, оторвала билет, и тут же любопытные бабки спросили у Инны, зачем ей в колонию. Она объяснила:

– Учительница, еду на практику.

– А не боисси? – спросили бабки. – Там же хулиганы?

И сами же прекрасно за нее ответили:

– А че их там бояться? Там они под охраной. Это нам надо бояться, у нас тут ночью нос не высунешь.

Да, так и было. В начале девяностых даже в нашей районной газете регулярно выходила криминальная хроника. На вокзале крутилась шпана, так что по вечерам молоденьким девушкам появляться в этом районе настоятельно не рекомендовалось.

Свободных мест в автобусе не было, бабки с узелками и школьники забили весь салон, мужики в ондатровых шапках и женщины в нелепых вязаных беретах держались за поручни. Инна тоже держалась и с нетерпением смотрела на дорогу. Она ждала, когда же появится колокольня.

Старая колокольня – это был главный ориентир. Как часто случается, тюрьму разместили в монастыре. От него осталось несколько построек, часть стены и колокольня. Инна ее увидела, как только проехали речку и свернули в поселок.

Водитель неожиданно затормозил, и весь салон качнуло. На дорогу выскочил матерый кабан, поэтому пришлось остановиться. Пассажиры были страшно рады этой встрече, все полезли к окнам смотреть на кабана. А он минутку постоял, взглянул на водителя и побежал в лесок.

Лес был рядом, воздух в поселке был свежий, сосновый, но от этой свежести становится еще тоскливее, когда посмотришь на серый забор с колючей проволокой. Поздняя осень – не самое лучшее время для экскурсий в тюрьму.

На КПП у Инны проверили документы, перетряхнули сумку, железные двери одна за другой закрылись, холодные стены зажали красавицу в узком проходе, и лязгнул засов. Этот звук за спиной, металлический, впечатляет многих, кто приходит в тюрьму на денек, на часок. Люди знают прекрасно, что вечером будут спать дома, но все равно оглядываются. Неприятно, когда тебя замыкают. Инна не заметила этот засов, нервишки у нее были крепкие, она спешила увидеть тюрьму своими глазами. Ха! Она еще не знала, что останется в зоне на всю жизнь. И даже замуж выйдет за одного заключенного, за Германа, с которым она как раз и встретилась в нашей колонии.

Ее провели к начальнику. Он сидел в мрачном кабинете, обшитом лакированными досками. Черненький, стрижен коротко, глазки бегают, губы нервные… Когда он встал, Инна заметила, что рядом с ней он просто коротышка. «Крошка Цахес, – первое, что пришло ей в голову, – чифирит и ворует по мелочи».

– Ведите в школу, – сказал начальник мальчикам в погонах, – к директору.

И натянул такую значительность на рожу, как будто отдал приказ войскам наступать.

Школа располагалась в серой коробке. Полы блестели, несмотря на дождь, воняло хлоркой, и все люстры качались. Их раскачивал парень в черной робе. Белые шары он доставал деревянной шваброй и гудел на весь коридор:

– Землетрясение! Зем-ле-тря-се-е-е-е-ние!

Из кабинета выглянул мужчина. Брови в кучу, галстук, чубчик… Это и был директор школы. Воротник его джинсовой рубашки был прихвачен медными уголками, так было очень модно на колхозных рынках в начале девяностых. За джинсы и за волнистый чубчик Инна его окрестила «Гармонист».

– Колесников, – сразу рыкнул директор на клоуна со шваброй, – в рапорт хочешь?

Пацан потупился и сожмурился изо всех сил – чтобы показать, как ему страшно. Швабру он держал на весу, как ружье. Рожа у него была хитрая, кошачья, Инна сразу поняла: под дурочка он косит.

– Работай, сука! – приказал директор. – Чтоб все блестело!

Люстры еще качались, это действительно было смешно. Инна улыбнулась. Поганец сразу заметил ее раскосые северные глаза и моментально придумал кличку, которую подхватили все пацаны, – «Чукча».

– Про что диплом? – спросил директор.

– «Трудные подростки. Влияние колонии на мировоззрение…»

Гармонист отмахнулся и снял соринку у Инны с пиджачка.

– Послушай, девочка, вот что я тебе скажу… Какое, к черту, у них мировоззрение? Они все сволочи. От рождения. И родились сволочами…

– Да, вероятно… – согласилась Инна. – Только я приехала, чтобы это опровергнуть.

Гармонист усмехнулся и почесался в откровенном месте. Такая крошка, приехала чего-то там опровергать… А щечки розовые, нежные, косметики ни грамма, и глазки северные у нее враскос. «Чукча», – подумал директор точно так же, как заключенный Колесников.

– Откуда будем? – он спросил.

– Из Томска.

– Из Томска! – Гармонист присвистнул. – Ненормальная! Поезжай домой. Сходи на танцы. И голову себе ерундой не забивай!

Инна улыбнулась и попросила его:

– Познакомьте меня, пожалуйста, с мальчиками.

2. Мальчики

Ей было двадцать два, и до сих пор никаких мальчиков она отродясь не видела. Где она их увидит в своем пединституте? И вдруг ее привели знакомиться в лучший класс.

Попробуйте представить лучший класс в детской исправительно-трудовой колонии, к тому же в момент расцвета нового русского бандитизма. И пусть вас не смущает слово «детской». В старшем классе многим давно исполнилось восемнадцать. Одни ждали освобождения, другие пересылки на взрослую зону. За партами сидели крепкие слоники, после работы на производстве они еще по два часа занимались в качалке.

Инна вошла – и в глазах у нее потемнело. Черные робы, серые стены, сначала все смешалось в одну депрессивную лужу…

– Педагог, – представил ее директор, – из Томска приехала, с вами знакомиться…

В классе заржали. Инна навела резкость. За первыми партами сидели бугры, а это уже интересно.

Бугор Алексеев, сто семнадцатая, изнасилование. Красавчик, из таких вырастают самодовольные самцы. Сейчас глава администрации в одном уездном городе.