– Фраер хочет отыграться, – объявила Пуговица и от себя добавила: – Царство Небесное Александру Сергеевичу.

Главную роль, Германна, играл как раз таки Герман, но в зале его не было, на репетицию он почему-то не пришел. Инна спросила: «Где у нас Герман?» Колесо ей шепнул с ехидной усмешкой: «А может быть, он у начальника? Пошел УДО зарабатывать». И тут же снова закосил под дурачка и в торопливой своей манере начал бубнить:

– У тебя одежды мало. Смотри, как все сегодня нарядились. Директриса каждый день наряды меняет, а у тебя ничего нет.

Он беспардонно на пальцах пересчитал весь ее гардероб.

– Пиджак вот этот – раз, джинсы – два, юбка длинная – три, свитер вязаный и рубашка черная… Мало!

Инна побежала искать Германа. В приемной у начальника она, к своему удивлению, обнаружила секретаршу. Вообще-то никакой секретарши у Крошки Цахеса не было. Но когда приезжали высокие гости, он сажал на телефон одну молоденькую учительницу, географичку. Для того случая та надевала платье с блестками и беспощадно красилась. Синие тени, красная помада, румяна… Инна посмотрела на нее и улыбнулась: «Буфетчица».

– А где… – спросила она.

– У кинологов, – ответила фальшивая секретарша.

«Буфетчица» сияла как елочка. Свои временные обязанности она выполняла с радостью, ей было приятно подыгрывать начальнику, носить кофе его гостям, отвечать на звонок загадочно «он занят…». И если раньше, до приезда в зону, Инна полагала, что любая иерархия создается силой, что шестерки становятся шестерками по своей слабости, то теперь у нее промелькнула догадка: «А может быть, это не паханы создают себе шестерок, а шестерки выбирают себе паханов?»

В колонии был свой питомник, там разводили немецких овчарок. Собак обслуживали отдельный повар, ветеринар и кинологи. Днем собаки патрулировали забор, на ночь их спускали. Это были страшные звери, однажды дворовый пес из поселка умудрился сунуть нос в какую-то жалкую щель в заборе, так зоновские немцы отгрызли ему морду.

Начальник любил свою псарню и лично приходил отрабатывать команду «фас». Инна застала его с московским полковником в предзоннике, так называли территорию между двумя заборами – один основной, там, где вышки, и за ним шел второй, чуть ниже, с колючкой. Расстояние между ними полсотни метров, на этом отрезке и занимались натравкой собак. Для этого брали кого-то из зэков, обычно тех, кто проштрафился, или любого, кто случайно подвернулся под руку.

Инна подошла к забору и увидела в предзоннике Германа, ему надели грязный ватник и толкнули в спину. Овчарки рычали, рвались с поводка, начальник оскалился: «Сейчас я дам ему просраться». Собак спустили, Герман побежал.

Он не дошел до второго забора, овчарки догнали его и начали рвать. Конечно, загрызть человека им не давали, кинологи собак оттащили, а Герман, немножко покусанный, поднялся и начал отряхиваться от грязного снега. Инна отвернулась, он ее не заметил. И не знал, что она тоже видела, как бугор Гузнаев драпает от собак.

Крошка Цахес сиял. Папаха съезжала ему на нос. Он пошел дальше показывать свое подворье, бычков, овец, гусей и баньку, а Инна отправилась готовить праздничный стол.

Новогоднее чаепитие устраивали учителя. Они приносили из дома что могли: печенья, конфеты отсыпали из новогодних кульков у своих детей… Из магазинов у нас тогда пропали и «Белочка», и «Мишка на Севере», со своей учительской зарплаты они могли разориться только на карамельки. И тут заходит Инна и приносит ведро пирожков и торт. Это были шедевры, не казенная продукция, не сушка-челночок, а настоящие пышные домашние пироги, с запахом печеного теста и яблок. А торт…

– Это не торт, – сказала старуха Тортилла. – Это мой сердечный приступ!

Пацаны уставились на этот торт и замолчали, им было страшно подойти, многие никогда не видели домашних тортов.

– Н-наполеон? – спросил Колесников.

– О господи! – воскликнула Пуговица. – Она еще и готовит! Мальчишки! Как вам повезло! Хоть на одну нормальную девку полюбуйтесь!

Маленький Бабка подошел за пирожком последним. Он откусил кусочек, посмотрел на Инну и прошептал:

– Я на ней женюсь.

– Куда тебе? – засмеялась математичка. – Она смотри, какая высокая, а ты-то… шкет.

– Вот и хорошо, когда жена большая, – сказал Бабка, быстро уминая пирог, – тогда детишки будут высокие.

Этот маленький Бабка на зоне был чушкой, поэтому всегда держался в стороне и в классе сидел один на задней парте, потому что сидеть рядом с чушкой западло. Он всем прислуживал, мыл туалеты, помогал учителям убирать в классе, чинил им сапоги, вязал носки, за носки его и прозвали Бабкой. Он делал это за хлебушек, за лучок, за банку варенья…

Бабка любил вышивать, старая Тортилла тоже любила, она принесла ему пяльцы, нитки и разрешила вышивать на своем уроке. Гармонист засек, потрепал старушке нервы, но когда в колонию нагрянула проверка из министерства, он тут же засветился: «Вышивка, индивидуальный подход к учащимся, отстающим в развитии. Силами педколлектива…»

Пару дней назад к Бабке приезжала мать, он ждал ее очень и даже прибегал к Инне показывать ее фотографии. Их было две, Инне показалось, что на этих фото совсем разные женщины.

– Вот тут она еще не сильно пила, – Бабка ей объяснил, – а вот тут уже начала…

Его история была обычной для детей алкоголиков. Бабка с матерью и младшим братом жил в Москве. Когда мать начала пить, он бросил школу и пошел торговать на рынок. Продавал там всякую мелочь: жвачки, зажигалки, шоколадные батончики…

«Вы знаете, как я хорошо зарабатывал! – рассказывал он с гордостью, серьезно, как старушка. – Я имел пятьдесят рублей в день. Нам с братишкой хватало и на еду, и мамке на водку. А потом она очень сильно стала пить. Она продала нашу квартиру, и мы приехали сюда». Сюда – это в соседнее село, в хибарку с печкой. В этом селе Бабка срезал провода, в пункте приема металлолома его и забрали.

Инна пошла вместе с ним на свидание, хотела поговорить с его матерью. Это оказалась запущенная женщина, в треухе, в телогрейке… Бабка кинулся ее обнимать, засюсюкал как маленький: «Мама! Мама!..» Она совала ему вокзальный чебурек в промасленной бумажке и буробила что-то совсем бессвязное. Приехала пьяная, поговорить не удалось.

После этой алкашихи у Инны сдали нервы. Она подумала, что нужно срочно закругляться с практикой и быстро убегать из этого кошмара в институт, на кафедру, в чистенькое. Сначала она так подумала, но потом прошлась через лес, подышала там сосенками, завернула в «сельпо», купила на свои гроши яиц, муки и до полуночи крутилась с пирогами.

5. Концерт

В шесть вечера в колонию подъехал автобус, набитый нарядными девчонками. Инна узнала, что в зону девок привозили регулярно по всем великим праздникам. На Восьмое марта, на Новый год и даже на день рождения Владимира Высоцкого. Девочки из медучилища ломились в колонию как ненормальные. Вы бы видели эти мини-юбки! Шифон прозрачный, лифчики все светятся… Челку лаком залила и почесала благоухать на всю тюрягу.