Указав улицу, куда нужно свернуть, я откидываюсь на спинку кресла и вытягиваю ноги.

— Паша, чтобы ты не думал — у меня с мужем всё прекрасно. Мы не в ссоре, не разводимся. Я его люблю.

Замечаю как Скориков крепче сжимает челюсти и сильнее давит на газ.

— Настолько прекрасно, что ты проводишь время с другим? Приходишь к нему в номер? Катаешься по городу?

— Да, так бывает. Я не стану вдаваться в подробности — просто поверь мне на слово.

— Не хочу.

Раздражённо фыркаю и прошу остановить у третьего подъезда.

Скориков глушит двигатель, выходит следом за мной из автомобиля. Это вовсе не мой дом и не мой подъезд. Я специально попросила остановиться на соседней улице, чтобы запутать следы.

— Когда мы увидимся снова? — спрашивает Паша, едва я начинаю искать ключи.

— Не знаю. У меня полно дел. Сколько я должна тебе за помаду и услуги такси? Могу скинуть на карту.

— Лучше прибавь несколько десятков квадратных метров к моим инвестициям.

— Нехило.

— Так когда?

Задерживаю дыхание, смотрю на Пашу. Последняя встреча. Натан сказал, что две или три вполне можно.

— В следующую пятницу. Пока.

Я подхожу к подъезду и долго копошусь у двери. Она, естественно, не поддаётся. Нервничаю, злюсь. Хоть бы кто вышел!

Скориков в свою очередь не торопится даже двигаться с места. Проходит две минуты, три, пять. Я отлипаю от двери и направляюсь на выход со двора.

— Что ты никак не уедешь? — спрашиваю Пашу. — Не здесь я живу. Не здесь.

Оказавшись дома, снимаю пальто и слышу шум телевизора в гостиной. Тихо ступаю по полу, прохожу по коридору.

Сердце сжимается и болезненно тянет, когда я вижу Натана, спящего на диване.

Подхожу к нему ближе, присаживаюсь на корточки. Легонько дую в лицо. Муж даже не думает просыпаться. Интересно, как давно он вернулся? Почему так рано?

— Нат… Давай переберёмся в спальню?

Трогаю его руки, сплетаю наши пальцы. Я не нарушила ни единого пункта договорённости и не сделала того, что бы вышло за рамки свободных отношений. Тогда почему так сильно хочется сказать ему: «Прости»?

Открываю шкаф, достаю оттуда тёплый мохнатый плед. Накрываю им мужа и иду в спальню. Долго смываю косметику, сидя на пуфе у трюмо. Затем принимаю душ и, переодевшись в пижаму, забираюсь в постель.

Я не сразу засыпаю. Ворочаюсь с боку на бок. Прокручиваю в голове ненужные эпизоды из прошлого. Не в силах отвлечься, я открываю телефон и лезу в блоги на которые подписана. У свингеров и полиаморов жизнь бьёт ключом. Вечеринки, веселье и секс.

Натан обмолвился, что ему достаточно двух лет, чтобы оторваться перед новым этапом. Сможем ли мы вернуться к моногамии после критических доз дофамина? С детьми и бытом? Не будет ли нам скучно? Не будет ли срывов?

В какой-то момент я просто-напросто выключаюсь. Сон беспокойный, жаркий. В нём много сплетённых тел и стонов. Под утро я просыпаюсь от того, что Натан возвращается в спальню. Он прижимается ко мне. Я чувствую, что его сердце громко-громко колотится в грудной клетке.

— Приснилось что-то страшное? — спрашиваю шёпотом.

Натан целует меня в висок.

— Да, подумал, что ты не пришла ночевать.

— Эй, спокойно. Я здесь. Просто ты уснул не там, где нужно.

Закрываю глаза, ощущаю на себе его руки. Сердцебиение любимого мужчины вскоре становится ровным.

* * *

— Два пончика с лесными ягодами, горячий шоколад и доппио, — проговариваю с улыбкой. — С собой, пожалуйста.

Девушка за прилавком старается быстро выполнить заказ, потому что за мной собирается приличная очередь. «Мармелад» стал популярным заведением за считанные месяцы с момента открытия. Здесь действительно вкусно и что немаловажно — всегда приветливый персонал.

Терпеливо жду и расплачиваюсь картой, после чего выхожу на морозную улицу. С трудом перебирая ногами, направляюсь в офис. Сегодня на мне высокие сапожки на каблуках, а асфальт сплошь покрыт тонкой коркой льда.

У нас с Натаном есть помощница, но я никогда не гоняю её по личным просьбам. Впрочем, чего греха таить — я люблю оставить рабочее место и прогуляться, чтобы подышать воздухом и заодно освежить голову.

Поднимаясь в лифте на нужный этаж, проверяю телефон. Ноль сообщений и уведомлений. Когда я вижу пустой экран, то даже успокаиваюсь. Паша не пишет, а значит что никакой встречи в пятницу не будет. Что же. Это к лучшему, ведь я весь день волнуюсь и не нахожу себе места с момента пробуждения.

— Лариса, Натан Давидович у себя? — спрашиваю, расстёгивая верхнюю одежду и оставляя её на вешалке.

Смотрю в зеркало, поправляю волосы. Щёки раскраснелись, а грудная клетка часто вздымается.

— Да, у себя. Вот только в его кабинете до сих пор находится Никонов. Тот, что из гоструда.

— О, чёрт. Сколько он там сидит?

— Вот уже два часа, — вздыхает помощница.

Оставив кофе у Ларисы, я тихо стучу в дверь и с разрешения мужа прохожу в кабинет. Едва я делаю это, как кожей ощущаю исходящие волны негатива, которые поднимает господин Никонов.

Он лысоват, полноват. Возрастом чуть старше нас. И я не знаю, чего он хочет, потому что ходит к нам в офис как к себе домой и торчит тут часами. Быть может, взятки. Возможно, правды или извинений.

Для «Евростроя» жизненно важно как можно скорее продолжить стройку замороженного объекта. Тем более, уже доказано, что групповой несчастный случай произошёл по вине работников, которые находились в состоянии алкогольного опьянения в тот злосчастный день.

Мы не подделывали справки, не платили медработникам. Действовали максимально честно.

Один из мужчин выписался и уже неделю находится дома. Со вторым ситуация чуть хуже, но он хотя бы пришёл в сознание и самостоятельно передвигается, пусть пока и с помощью костылей.

— О, Иван Георгиевич! — лучезарно улыбаюсь Никонову. — Добрый вечер!

— Не такой уж добрый, Владислава Сергеевна. Но здравствуйте.

— Я могу предложить вам чай или кофе? — участливо спрашиваю.

— Не отказался бы от чая.

Строгое лицо мужчины становится каплю приветливее. Натан же не скрывает заинтересованного взгляда и цепко осматривает меня с головы и до ног, словно мы утром не виделись.

— А пончики хотите? — спрашиваю мужчину. — С лесными ягодами и глазурью. Вы, наверное, проголодались?

— Был бы благодарен. Честно говоря да, голоден.

С сочувствием смотрю на Никонова, говорю о том, что у него адски сложная работа. За такой труд ему полагается, как минимум, огромная премия.