Чтобы ни осталось никаких иллюзий, я взял ее ладонь и прижал к молнии на джинсах. Член за ней уже болел от желания вырваться на волю. Я и не помнил, когда последний раз заводился так. До отказа с пол-оборота! Как семнадцатилетний пацан, для которого всунуть было важнее, чем дышать.

Долбанная ирония судьбы. А ведь в мои семнадцать Майя тоже была рядом. Большеглазой испуганной малышкой, подглядывающей из-за угла, как я волоку в койку первую красавицу школы. Наш маленький секрет, о котором оба молчали и делали вид, что ничего не было.

Кто бы мог подумать, что все так перевернется? Восемь лет врозь, и я готов бухнуться на колени, лишь бы только быть с ней… Быть в ней. Подыхать от бархата сосков под пальцами и вида зацелованных мною губ.

— Презервативов, как я понимаю, в доме нет? — можно было и не спрашивать.

Майя отрицательно покачала головой, покраснев до кончиков ушей.

— Значит, кто-то сегодня будет умирать.

Можно было спуститься вниз. В бардачке машины всегда лежала упаковка-другая на всякий случай. Привычка, вбитая в голову еще Канадой. Но отпустить Майю хоть на миг было выше моих сил.

— Что-нибудь придумаем? — скинув на пол собственную майку, я подхватил девчонку под попу и прижал к груди. — Скажи еще раз, что хочешь этого?

Точно свихнулся.

— Возьми меня, — Майя обхватила мою талию ногами, так что короткие шорты натянулись на ягодицах. Шов впился в промежность, и от наших отражений в зеркалах старого трельяжа я чуть не кончил.

— Боже, помоги! — сделал первый шаг в сторону кровати.

В моей жизни были всякие женщины. Я не коллекционировал их по именам, цвету волос или размеру груди, как это делали некоторые мои молодые одноклубники. Никогда не гонялся за круглыми числами побед и не проводил минетных кастингов в клубах. Так получалось.

Однако девственниц у меня не было никогда. С ними мы словно существовали в разных вселенных: я в мире разврата и вседозволенности, они — в мире порядка и чистоты.

Майя точно была из второй вселенной. Как в ней существовать, как дышать, как двигаться, я не представлял. Но одно знал железно — напортачить права не было.

— Как ты смотришь на то, чтобы снять это? — уложив Майю на простыню, я взялся за край ее шорт и медленно потянул их вниз.

Для того, что я хотел устроить, количества одежды на девчонке было многовато. С одной стороны, это могло бы задержать меня, а с другой — пожалуй, сегодня впервые я был способен порвать что-нибудь на куски. Пафосный до оскомины киношный трюк, но я слишком долго бредил своей пчелкой.

— Наверное, можно, — Майя словно почувствовала, что лучше подыграть и приподняла бедра.

Медлить я не стал. В одно движение шорты и трусы оказались на лодыжках, а потом и вообще в дальнем углу комнаты.

— Умница. Все, что говорю, все можно. — До одури захотелось сразу же развести в стороны ее ноги и проверить, одному ли мне так сильно припекает.

Все еще запертый в ставших очень тесными джинсах член, тараня головкой молнию, намекал, что тоже готов присоединиться.

— А ты? — моя осмелевшая малышка опустила руку вниз к пуговице на джинсах.

— Нет-нет! — пока не случилось ЧП, я быстро перехватил ее ладонь и вместе со второй взял в замок над головой. — Пчелка, ты охрененная, но я все же не железный.

От вида распятой подо мной и беспомощной девчонки легче не стало. Скорее, наоборот. Но я смог отыграть для нас хоть несколько минут. Адовую передышку для себя и спасительную для отзывчивой, нежной малышки, которая вряд ли до конца представляла, во что ввязалась.

— Хоть раз побудь послушной девочкой. Так? — шалея от вкуса и запаха кожи, я провел языком от шеи к груди и принялся насиловать пальцами и губами тугие соски.

На ответ "да" надежды не было. Вместе с последней одеждой Майя умудрилась лишиться и робости. Сейчас в ее глазах не было и намека на смущение, а то, как взгляд скользил по мне, заставляло дятла в моей голове все громче долбить в виски приказ: "Трахни ее!"

— Хочешь играть по-взрослому? — зубы и пальцы одновременно до боли сжали вершинки, и тело подо мной выгнулось.

— Да. Пожалуйста, — слетело с языка вместе со стоном, от которого мои яйца словно зажали в тиски.

— Лучше бы ты меня все же выгнала.

Отпустив свой личный стоп-кран, я рывком подкинул девчонку повыше и раздвинул колени.

Вид бархатных розовых лепестков со скромной узкой полоской волос выбил из легких весь воздух. Моя пчелка была идеальна. Нетронутый рай для подыхающего от желания грешника.

— Ты ох*енная! — чуть не воя от боли в паху, я двумя пальцами раскрыл нежные складки и, уже не сдерживаясь, выругался.

Майя была влажной. Она текла на меня, и если бы не преграда, если бы кое-кто носил с собой презервативы, сейчас я был бы глубоко внутри. По самые яйца, и хрен бы кто выгнал меня оттуда, пока член не начал бы дымиться.

— Боже… — убивая меня еще сильней, Майя повела бедрами вверх-вниз, бесстыже потираясь о мои пальцы. — Это так… Ах…

— Как? — мой внутренний мазохист решил сегодня отыграться за всех женщин, с которыми я не разменивался на предварительные ласки.

— По-о-трясающе.

— Уверена? — большой палец лег на клитор и стал растирать по нему влагу, медленно, выписывая круги и восьмерки, меняя нажим и не останавливаясь ни на миг. — А так? — средний протолкнулся внутрь. Вначале до одной фаланги, потом до второй, пока не наткнулся на преграду.

Промычав что-то неразборчивое, Майя скомкала пальцами простыню и еще шире развела ноги.

Сладкая, доступная, щедро предлагающая себя. Моя смелая девочка.

С другой я, наверное, и не подумал бы отказаться, взрослых здесь было двое. Но с Майей…

— Что ты со мной делаешь? — желание скрутило нутро в пульсирующий болезненный узел, но я уже принял решение.

Не сейчас и не так. Умирать — значит умирать по-полной. Губы проложили дорожку из злых поцелуев и укусов от груди к животу. Обведя круг вокруг пупка, спустились еще ниже… И следом, пока Майя не разгадала моей задумки, я вынул из нее палец и языком толкнулся внутрь.

Жадно. Влажно. Теряя всякий контроль над собой.

Никогда и ни с кем такие ласки не доставляли мне удовольствия. Эгоист, не привыкший к игре в одни ворота. Но сейчас хотелось затрахать девчонку языком. Вылизать так, чтобы навсегда запомнить вкус. Выбить из головы всю скромность и заставить орать на весь дом от наслаждения.

Руки крепко держали бедра, мешая сдвинуть ноги. Губы плотно обхватывали чувствительную плоть, а язык трахал. Таранил нежные стенки и слизывал влагу. Ласкал каждый миллиметр самым кончиком и расширял, проталкиваясь на глубину.

Долго.

Настойчиво.