Всю жизнь Мария считала женщину из сна своим альтер эго. Сознание ребенка готово принять любые невероятные вещи, сделать их частью обыденности. У детей варварское языческое мировоззрение, их мир населен волшебными существами, а сны являются такой же полноправной частью реальности, как любые будничные события. Лет до двенадцати Мария даже не задумывалась о том, что ее жизнь поделена на две равные части. В одной ее сжигают на костре за якобы еретические настроения, ей в лицо улюлюкает жаждущая крови толпа, с ней разговаривает древняя прекрасная богиня. В другой – ее награждают грамотами и дипломами за отличную учебу, ее любят родители и постаревший пёс по имени Улисс, она в кого-то влюбляется, с кем-то мечтает однажды встретить старость, с кем-то просто спит, а потом встречает Патрика и становится примерной женой.

Конечно, однажды пришло понимание – та, вторая, жизнь не вполне настоящая. Но в то же время она исполнена такими подробностями, она такая чувственная и привычная, что в ранг случайности ее не возведешь. Марии было лет двенадцать, когда она начала задумываться о том, что же это такое – ночная реальность, в которую погружает ее бессознательное? Кто та женщина из сна? И кто та прекрасная богиня, Небесная Дама, ее вдохновившая, а потом отправившая на смерть?

Мария начала собирать сведения – терпеливо, с самого начала настроившись на многолетний труд. Уже первый поход в читальный зал дал ей понять, что каждый кусочек пазла порождает больше вопросов, чем ответов. Родители были рады – дочь тихая и спокойная, всегда при деле, что-то пишет в многотомные тетради. В этом не было ничего необычного.

В родном городке Марии жили творческие люди. Каждый второй если не писал книгу, то сочинял музыку или шил причудливые наряды. Этому меркурианскому полету мысли способствовал неприветливый климат. Вечная ночь зимой, выстёгивающий душу ветер, серая морось, которая, казалось, пробирается под кожу, заполняет душу сырым тяжелым облаком. Что же еще делать, кроме как сидеть у камина, кутаясь в шерстяной плед, и, попивая имбирный чай, размышлять о вечном, доверяя свои фантазии и мысли бумаге?

Вот и Мария на протяжении многих лет писала книгу, которой так и не суждено было увидеть свет. Хрупкая блондинка, извергающая монотонный тяжеловесный текст, – в этом было что-то трогательное и даже почти сексуальное. Во всяком случае, так считали ее мужчины, а каждому из них Мария, конечно, зачитывала отдельные главы. Во мраке полярной ночи еще совсем юная Мария рассказывала своим любовникам о древних хтонических богах – так, как она сама их представляла. Много тысяч лет назад люди верили в Природу Всёпорождающую и Всёпожирающую. Ее называли разными именами – Гея, Иштар, Исида, Кибела, Рея. Темная сила, абсолютное поглощение, великое море, способное облечь в форму любую идею, а затем эту форму без остатка растворить. Темная материя, бессознательные животные порывы, страхи, страсти. Похоть, которая есть чистота, и чистота, которая есть смерть.

Когда-то в великом Вавилоне каждая женщина должна была единожды в жизни провести ночь с незнакомцем во славу богини Милитты. Сотни женщин сидели на полу храма, с повязками из веревочных жгутов на голове. Чужестранцы подходили к женщинам и бросали им в подол монеты со словами: «Призываю тебя на служение богине Милитте!» После этих слов избранница должна была удалиться с заплатившим. И это была не проституция, а священное занятие. Каждая женщина Вавилона проходила через этот обряд один раз в жизни – ни за какие богатства мира невозможно было купить ее нежность вторично.

Дикарки африканских племен, заламывающие черные руки в экстатическом древнем танце, – низкие частоты самой Земли пульсируют в их горячей крови, сама природа говорит с ними на неведомом языке. Античные иеродулы, знакомые с искусством божественного экстаза и способные познать само небо через объятия чужих рук. Мужчины приходили к ним, чтобы заняться любовью, и многим из них было неведомо, что сама Вечность смотрит им в лицо из глаз обнимающей их жрицы. Шумерские «надиту», которых, в отличие от проституток, называли «посвященными женщинами» и даже «сестрами бога»…

Любовники Марии редко вслушивались в ее слова внимательно – важнее было вдохновение, которым она лучилась, зачитывая свои тексты. Ее перебивали на полуслове, впивались губами в ее рот, не давая договорить, опрокидывали на пол. Она относилась к таким порывам снисходительно, а порой даже чувствовала себя вавилонской храмовой проституткой – ты сидишь здесь, чтобы славить богиню, а тебя тянут в укромный уголок ради того, чтобы после нескольких фрикций излить семя на подол твоего задранного платья.

Патрик, будущий муж, был первым, кто выслушал всё до конца. Нельзя сказать, что Мария выбрала его именно по этой причине. Патрик был милым и тихим, а его внутренний мир представлялся ей глубоким омутом. Ему тоже нравились долгие ночные разговоры о странных вещах. Он тоже умел буднично и самозабвенно обсуждать и морских чудовищ, опрокидывающих корабли, и параллельную реальность, которая оживает в зеркалах, стóит от них отвернуться.

– А ты никогда не думала, что женщина в твоем сне настоящая? – спросил однажды муж.

Это был один из прекрасных вечеров в самом начале их отношений – еще никаких взаимных претензий, еще ни одного камушка на чаше весов, на которой казенным небесным маркером написано «обида», еще вообще ничего нет, кроме радости узнавания и гормонального эндорфинового притяжения. За окном падал снег, а в камине на сосновых дровах плясал похожий на мультипликационного дракона огонек. Патрик сидел на медвежьей шкуре на полу, а Мария лежала рядом, и они ели черничное мороженое из одной огромной миски, и это было словно символическое причастие – теперь все сладости и секреты они разделят на двоих.

– Что значит, настоящая?

– Альтернативная реальность. Альтернативная ты. Ты же помнишь такие подробности, которые люди обычно не запоминают, если речь идет о сне.

– Ну да… Но мы живем в двадцать первом веке. Психиатры, а до них древние греки, давно уже разложили всё по полочкам. Про бессознательное и всякий хлам, который в нем копится. Включая альтернативные личности.

– Меня заводит, когда ты такая неромантичная, – смеялся Патрик и шутливо лохматил ей волосы.

Оба понимали, что, когда чувства так свежи, заводит и умиляет всё – и как человек сморкается, и как недовольно бубнит про плохую погоду, ловя мокрый ветер окоченевшим лицом, и как объедается всякими пленительными вредными продуктами вместо того, чтобы проявить сознательность и сдать кровь на холестерин. Всё умиляет, всё именно так, как и должно быть в алхимическом пазле под названием «любовь».

Мария очень хорошо запомнила один вечер. При желании она могла вызвать в памяти даже мельчайшие подробности, вроде уютного животного запаха той теплой медвежьей шкуры.

– Я думаю, тебя дрессируют. С детства, – выдал вдруг муж.

– Как пуделя в бродячем цирке?

– Вроде того. Но эти твои сны – просто фоновый шум, который приучает тебя к идее, что однажды та богиня появится. И ты сделаешь всё, о чем она попросит. Даже если для этого придется умереть.