— В смысле редкости — да, разумеется.

Григорий швырнул камень и проследил за его долгим перемещением в марсианском поле тяготения. Потом твердо заявил:

— Все эти редкие события взаимосвязаны, вот что.

— Ну и какая может быть связь между изменениями отражательных свойств Фобоса и тем же астероидом?

Григорий взял более крупный плоский камень и размахнулся, собираясь отправить его вслед за предыдущим. Но потом почему-то передумал.

— Связь? Связь, связь…

Он задумчиво посмотрел на камень.

— Ну слишком подозрительная близость во времени. Почти совпадение. Нас предупреждают, Эдди. Или предостерегают.

— О чем?

Григорий отломил от хрупкого камня кусочек и небрежно бросил его за спину.

— О какой-то большой вселенской гадости, полковник. Р-разбегайтесь, мол, к чертовой бабушке.

— Разве столкновение с астероидом не является такой вселенской гадостью?

— Вполне, — сказал Григорий. — Вопрос лишь, самая ли это большая гадость.

Плоский камень в его руках неожиданно разделился на две пластины. Григорий с недоумением посмотрел сначала на одну, потом на другую.

— Ну это ты хватил, — с усмешкой сказал Эдвин. — А фактов нет.

— Ага. Хватил, — неожиданно согласился Григорий. — Не хватил, а ухватил. Фактов, говоришь, нет… Ай да Гришка… Эй, геолог-любитель, а вот скажи мне, фантазеру необразованному, что это такое, а?

Григорий протянул обе половинки камня. Эдвин взял их и первое время ничего не мог сказать. Потом сказал с превеликой досадой:

— Ну почему это попалось не мне?!

На серо-желтых поверхностях расслоения имелись не очень четкие, но вполне различимые отпечатки. Вроде бы даже зеленоватого оттенка. И на Земле-то они представляли бы страшную научную ценность, а уж на Марсе…

Тонкий, грациозно скручивающийся стебель. По бокам — не листья, нет, это было бы уж слишком, но нечто напоминающее побеги. Древнее, примитивное, но такое знакомое дихотомическое ветвление…

Эдвин все никак не мог поверить глазам. По-видимому, когда-то жидкая смесь песка и глины затопила неведомое марсианское растение. Потом смесь высохла, слежалась, затвердела, а стебель мумифицировался. С тех пор Марс миллионы раз облетел Солнце. Быть может, даже миллиарды. И вот, надо ж было такому случиться, неподалеку опустился корабль землян. А удачно подвернувшийся метеорит вскрыл нужные пласты, а везучий русский подполковник… Фэйри тэйлс!

— Послушай, да где ты взял этот фоссилит? — подозрительно спросил Эдвин.

Григорий снисходительно рассмеялся.

— Ну не на Земле же! Кусок вывалился из правой стенки траншеи. Во-он оттуда.

Эдвин схватил молоток и бросился к указанному месту. Несколько камней, десяток точных ударов, и в его руках оказалась пара свежих научных доказательств. Очень недвусмысленных. Похоже, все они были частями одного и того же растения. Марсианского, разумеется.

— Эй, что там у вас происходит? — заинтересовался Го.

— Какой-то окаменевший папоротник нашли, — ответил Григорий.

Го почти не удивился.

— Во! А я что говорил?

— Вовсе не папоротник, — с большим достоинством возразил Эдвин. — Совершенно неизвестный вид растения. Назовем его э…

— Григорией, — подсказал Григорий.

— От скромности ты не умрешь.

— Да ни в жизнь!

— Ну вот. А жизнь-то здесь была, — скромно сказал Го. — Как я и предсказывал. Может даже, еще и есть.

— А вот этого не надо, — в один голос заявили и русский, и американец.

— Почему?

— Тебе, заваленному, хорошо. Тебя, заваленного, никто не съест.

* * *

Вопреки всем усилиям, «Спэрроу-1» медленно угасал. Остро не хватало энергии. Жалкие обломки солнечных батарей, которые удалось выудить из груды камней и песка, давали четверть киловатта. Причем в полдень, когда солнце стояло в зените. Пришлось запустить термоэмиссионную ядерную установку ТОПАЗ, славное порождение «холодной войны».

Русские создали эту установку как автономный источник энергии для командных пунктов своей армии. Воевать не пришлось, и, как это часто случается в России, про уникальный мини-реактор забыли. А вспомнили при подготовке марсианской экспедиции. В несколько модифицированном виде ТОПАЗ представлял собой многослойную грушу, в середине которой медленно тлели реакции ядерного распада. Выделяющееся тепло превращалось в электроэнергию, способную покрывать нужды «Спэрроу» очень долго. Но существовала и проблема. Рабочая температура реактора превышала 550 градусов Цельсия. Избыток тепла излучался в окружающее пространство. Между тем, обвал сильно повредил жалюзи теплообменников, они открылись только с одной стороны и лишь наполовину. Когда жара в модуле стала удушающей, мощность изотопной печки пришлось «укрутить» до минимума. Другого выхода не было. И опять возник дефицит электричества.

По мере падения заряда в самых лучших аккумуляторах, какие смогли создать земляне, один за другим отключались научные приборы, затем — свет и бытовая техника. Благодаря ТОПАЗу проблем не возникало только с отоплением. Питаться приходилось всухомятку. И все же на третьи сутки энергии перестало хватать даже для систем регенерации воздуха и воды. В ход пошли одноразовые патроны очистки из аварийного запаса. Увы, аварийный запас никогда не бывает большим. Все четыре посадочных модуля, имевшихся на «Одиссее», вообще не предназначались для роли долговременных баз. Для этой роли предназначалась погибшая «Калифорния».

— Похоже, что моему заключению наступает конец, — заявил жизнерадостный китаец. — Земля разрешает консервацию.

И состроил печальную гримасу.

С консервацией модуля они управились быстро, многое уже было выведено из эксплуатации из-за нехватки энергии.

Покончив с делом, Эдвин и Го выбрались наружу. С гребня раскопа бросили прощальный взгляд на осиротевший «Спэрроу-1». Сидящий в пыльной яме, помятый и побитый, с торчащими обломками антенн, модуль выглядел на редкость жалостливо.

— Прощай, старичок, — сказал Эдвин. — Мы тебе благодарны.

Впрочем, слово «мы» он употребил ошибочно. Го испытывал совсем иные чувства. Досыта насидевшись в тесной, душной и темной конуре, он с удовольствием вертел головой, впитывая впечатления открытого пространства.

— Вот и попал китаец на Марс… — бормотал он. — Вот и попал…

— И где же будет расположен первый чайна-таун? — спросил Эдвин.

Го скептически хмыкнул.

— Только уж не на дне каньона с названием Судьба. Где-нибудь повыше.

Он подбросил сапогом марсианский камешек.

— Послушай, Эд, неужели все пойдет прахом?