Каладин до смерти устал, и мост на его плечах был словно каменный. Он не чувствовал такой усталости с первых дней в мостовом расчете. Сил с тревогой наблюдала, как он марширует во главе своего отряда, истекая потом, спотыкаясь на кочках.

Впереди у расщелины толпился арьергард армии Садеаса, ожидая своей очереди к мостам. Плато почти опустело. Из-за отвратительной неприкрытой подлости Садеаса у Каладина внутри все пере­ворачивалось. Он-то думал, с ним поступили ужасно. Однако Садеас­ только что хладнокровно обрек на смерть тысячи людей, светлоглазых и темноглазых. Своих предполагаемых союзников. Это предательство давило на Каладина еще сильней, чем сам мост. Он едва ды­шал от такой тяжести.

Неужели люди безнадежны? Они убивают тех, кого должны любить. Зачем сражаться, зачем побеждать, если между союзником и врагом нет никакой разницы? Что вообще представляет собой победа? Все бессмысленно. Что будут значить смерти Каладина и его товарищей? Ничего. Мир — гнойник, болезненно-зеленый и несущий заразу.

Каладин и остальные в потрясенном молчании достигли ущелья; они слишком задержались, и их помощь в переходе была не нужна. Те, кого он послал вперед, поджидали там — мрачный Тефт, опирающийся на копье Шрам. Неподалеку лежали несколько мертвых копейщиков. Солдаты по возможности забирали своих мертвецов, но некоторые умирали вскоре после этого. Их-то и бросили на плато; Садеас явно торопился покинуть это место.

Трупы были в полном обмундировании. Шрам, видимо, у одного из них раздобыл свой «костыль». Какой-нибудь незадачливый мос­товой расчет потом пошлют обратно, чтобы обобрать этих мертвецов и павших воинов Далинара.

Они опустили мост, и Каладин вытер лоб.

— Не наводите мост, — сказал он своим людям. — Мы подождем, пока не переправятся последние солдаты, а потом перенесем его по одному из других мостов.

Матал следил за Каладином и его отрядом, но не приказывал им наводить мост. Он понимал, что к тому моменту, когда они это сделают, его придется сразу же поднимать.

— Ну что за вид... — Моаш указал назад.

Каладин повернулся. Там вздымалась Башня, скошенной стороной к ним. Армия Холина была синим кругом, запертым посреди склона после попытки пробиться вниз и догнать Садеаса. Паршенди казались темным роем, в котором изредка посверкивали красные­ пятна на их коже. Они взяли войско алети в клещи.

— Какой позор, — пробормотал Дрехи, сидевший на краю мос­та. — Меня прямо тошнит.

Остальные закивали, и Каладин с удивлением увидел на их лицах волнение. Камень и Тефт присоединились к Каладину и Моашу;­ все были в своих доспехах из панцирей паршенди. Он порадовался, что Шен остался в лагере. Паршун бы оцепенел, увидев такое.

Тефт баюкал раненую руку. Камень, глядя на восток, прикрыл глаза ладонью и покачал головой:

— Позор быть. Садеасу позор. И нам позор.

— Четвертый мост! — крикнул Матал. — Подъем!

Он махал им, веля переходить по мосту, наведенному шестым расчетом. Внезапно у Каладина появилась идея. Превосходная идея — и она расцвела в его воображении, словно камнепочка.

— Матал, мы пойдем по нашему собственному мосту! — прокричал он в ответ. — Мы только что добрались до ущелья. Нам надо передохнуть.

— Переходите немедленно! — завопил светлоглазый.

— Мы просто еще сильнее отстанем! — упорствовал Каладин. — Так хочется объяснять Садеасу, отчего все войско вынуждено ждать какой-то несчастный мостовой расчет? У нас есть мост. Пусть мои люди отдохнут. Мы вас догоним позже.

— А если на вас нападут эти дикари? — вопросил Матал.

Каладин пожал плечами.

Матал моргнул и сообразил, что ему на самом деле очень хочется именно этого.

— Наслаждайтесь, — бросил он и поспешил по Шестому мосту, который убрали последним.

Через несколько секунд отряд Каладина остался в одиночестве на плато, в то время как армия удалялась на запад.

Каладин широко улыбнулся:

— Поверить не могу, после стольких тревог... Парни, мы сво­бодны!

Остальные повернулись к нему, сбитые с толку.

— Мы последуем за ними через некоторое время, — нетерпеливо­ продолжил Каладин, — и Матал решит, что все в порядке. Мы будем­ все сильней и сильней отставать от войска, пока они не потеряют нас из виду. Потом свернем на север и при помощи моста пересечем Равнины. Мы можем сбежать на север, а все просто решат, что паршенди догнали нас и перебили!

Мостовики глядели на него широко распахнутыми глазами.

— Припасы, — напомнил Тефт.

— У нас есть сферы. — Каладин вытащил кошель. — Целое состояние, прямо здесь. Можем взять доспехи и оружие этих мертвецов и использовать, чтобы защититься от бандитов. Это будет нелег­ко, но никто за нами не погонится!

Мостовиков охватило растущее волнение. Однако Каладин вдруг заколебался.

«А как быть с ранеными в лагере?..»

— Мне придется остаться, — сказал он.

— Что?! — изумился Моаш.

— Кто-то должен. Ради наших раненых в лагере. Мы не можем их бросить. А если я останусь, то смогу подтвердить историю. Нужно только ранить меня и оставить на плато. Садеас точно пошлет ма­родеров назад. Я скажу им, что мой расчет выследили в отместку за осквернение тел паршенди и наш мост сбросили в ущелье. Они поверят — они видели, как паршенди нас ненавидят.

Отряд стоял вокруг него, растерянно переглядываясь.

— Мы без тебя не уйдем, — подал голос Сигзил.

Многие закивали.

— Я вас догоню, но мы не можем бросить раненых.

— Слушай, сынок... — начал Тефт.

— Поговорим обо мне позже, — перебил Каладин. — Возможно, я пойду с вами, а потом проберусь в лагерь, чтобы помочь раненым. Пока что ступайте и снимите с трупов все полезное.

Они медлили.

— Это приказ!

Они начали действовать без новых возражений, поспешно оби­рая мертвецов, которых бросил Садеас. Каладин остался один возле моста.

Ему по-прежнему было не по себе. Дело не только в раненых. Так в чем же еще? О таком шансе можно было лишь мечтать. Будучи­ рабом, он ради такого пошел бы на убийство. Возможность исчезнуть, чтобы все сочли тебя погибшим? Мостовикам не придется сра­жаться. Они свободны. Так что же ему неймется?..

Каладин повернулся к своим людям и потрясенно обнаружил, что рядом с ним кто-то стоит. Женщина из полупрозрачного белого света.

Это была Сил, какой он ее ни разу не видел, — ростом с человека, руки сцеплены перед собой, волосы и платье струятся по ветру. Он понятия не имел, что она может сделать себя такой большой. Спрен смотрела на восток, ее лицо отражало ужас, глаза были широко распахнуты и полны скорби. Это было лицо ребенка, ставшего свидетелем жестокого убийства и утратившего невинность.