Он встал, намереваясь поручить кому-нибудь отнести Моаша и Тефта к дальней стороне плато на случай, если битва пойдет плохо и им придется отступать. Это было маловероятно; когда он смот­рел в последний раз, солдаты-алети справлялись великолепно.

Парень снова окинул взглядом поле битвы и застыл как вко­панный.

Садеас отступал.

Это показалось Каладину таким невероятным, что он вытаращил глаза. Может, князь просто менял расположение войск, чтобы атаковать с другой стороны? Но нет, арьергард уже пересек мосты, и приближалось знамя Садеаса. Неужели великий князь ранен?

— Дрехи, Лейтен, хватайте Шрама. Камень и Пит, вы берете Теф­та. Бегом к западной части плато — мы готовимся бежать. Остальные — по местам к мосту.

Мостовики лишь теперь заметили, что происходит, и беспокойно принялись за дело.

— Моаш, за мной! — крикнул Каладин, спеша к мосту.

Моаш догнал Каладина:

— Что случилось?

— Садеас отходит, — объяснил парень, наблюдая за тем, как волна солдат в зеленом откатывается от сил паршенди, словно тающий воск. — Для этого нет никаких причин. Битва едва началась, и он выигрывал. Единственное, что мне приходит в голову, — великий князь ранен.

— Неужели из-за этого могли отозвать все войско? — недоверчиво спросил Моаш. — Ты же не думаешь, что он...

— Знамя все еще реет. Скорее всего, он жив. Если только знамя не держат, чтобы не вызвать панику среди солдат.

Они с Моашем дошли до моста. Позади остальной расчет поспеш­но строился. По другую сторону ущелья Матал говорил с командиром арьергарда. После короткой беседы он перешел на их плато и побежал вдоль шеренги мостовых расчетов, призывая их готовиться к походу. Глянув на отряд Каладина, увидел, что те уже готовы, и по­спешил дальше.

Справа, на прилегающем плато — том, откуда Далинар начал штурм, — уходили с поля боя восемь «одолженных» мостовых расчетов, перебираясь на плато Каладина. Светлоглазый офицер, которого он не знал, командовал ими. Позади них, дальше на юго-восток, рекой к Башне текла новая армия паршенди.

К ущелью подъехал Садеас. Краска на его осколочном доспехе блестела на солнце, на броне не было ни единой царапины. Да и его личная гвардия выглядела целой и невредимой. Они отправились на Башню, а потом вышли из боя и отступили. Почему?

И тут Каладин увидел кое-что еще. Армия Далинара Холина, сражавшаяся чуть выше середины клина, попала в окружение. Новое войско паршенди заливало части, которые удерживал Садеас, предположительно защищая путь к отступлению для Далинара.

— Они его бросают! — воскликнул Каладин. — Это была ловушка. Это все подстроено. Садеас бросает великого князя Холина и всех его солдат на смерть. — Он обошел конец моста и протолкался сквозь толпу солдат, что переходили по нему.

Моаш, выругавшись, последовал за ним.

Каладин сам не знал, зачем распихивает солдат, чтобы добраться до следующего моста, десятого, где и переходил Садеас. Возможно, хотел собственными глазами увидеть, что великий князь не ранен. Возможно, просто растерялся. Это была измена такого масштаба, что предательство Амарама по отношению к самому Каладину превраща­лось почти в пустяк.

Садеас проехал верхом на коне по мосту, доски поскрипывали под копытами. Его сопровождали двое светлоглазых в обычных дос­пехах, и все трое держали шлемы под мышкой, словно на параде.

Личная гвардия остановила Каладина, вид у них был враждебный.­ И все же он оказался достаточно близко, чтобы увидеть: Садеас действительно цел и невредим. Парень также разглядел, каким гордым было лицо Садеаса, когда великий князь развернул коня, чтобы еще раз взглянуть на Башню. Вторая армия паршенди роем окружала войско Холина, запирая ловушку. Даже не будь ее, Холин остался без мостов. Он не мог отступить.

— Я же тебя предупреждал, старый друг, — донесся сквозь далекие крики негромкий, но четкий голос Садеаса. — Предупреждал, что ты однажды погибнешь из-за своей чести. — Он покачал го­ловой.

Потом развернул коня и пустил его рысью прочь от поля боя.

Далинар сразил боевую пару паршенди, и ее место тотчас же заняла другая. Он стиснул зубы, принял стойку ветра и перешел к обороне, удерживая невысокий холм и как будто сделавшись скалой, о которую должна была разбиться надвигающаяся волна паршенди.

Садеас хорошо спланировал отступление. У его людей не возник­ло проблем; им было приказано сражаться таким образом, чтобы легко выйти из боя. И у него имелось целых сорок мостов для перехо­да через ущелье. Все вместе позволило ему бросить Далинара быст­ро, по меркам сражения. Хотя Далинар немедленно приказал своим людям продвигаться вперед в надежде перехватить Садеаса, пока не убрали мосты, они его даже не догнали. Бригады быстро убирали мосты, и вся армия Садеаса уже находилась на другой стороне.

Неподалеку сражался Адолин. Два усталых воина в осколочных доспехах против целой армии. Их доспехи покрывало пугающее количество трещин. Ни одна пока не представляла серьезной опасности,­ но через них утекал драгоценный буресвет. Он уходил в небо извилистыми струйками дыма, словно предсмертная песня паршенди.

— Я предупреждал, что ему нельзя верить! — заорал Адолин, не переставая биться.

Он сразил боевую пару и прикрылся от ливня стрел, которые выпустили закрепившиеся неподалеку лучники. Стрелы застучали по доспеху, царапая краску. Одна угодила в трещину, и та сделалась шире.

— Я умолял! — продолжил вопить Адолин, опуская руку от лица и расправляясь с новой парой паршенди за миг до того, как они успели ударить по нему молотами. — Я твердил, что он настоящий угорь!

— Знаю! — проорал в ответ Далинар.

— Мы сами на это напросились! — продолжил Адолин, крича, словно не услышал Далинара. — Мы позволили ему забрать наши мосты. Позволили завести на плато до того, как прибудет вторая вол­на паршенди. Позволили руководить разведчиками. Мы даже предложили — сами! — такой способ штурма, при котором нам суждено было остаться в окружении, если он не поможет!

— Знаю. — У Далинара сжалось сердце.

Садеас устроил преднамеренное, тщательно спланированное и безупречное предательство. Он отступил не под натиском превос­ходящего противника, не ради собственной безопасности... хотя, ­несомненно, вернувшись в лагерь, именно это и объявит. Он скажет — случилась катастрофа. Паршенди повсюду. Совместные штурмы нарушили равновесие, и — какое несчастье! — он был вынужден от­ступить и бросить друга. О, возможно, кто-нибудь из людей Садеаса расскажет, что случилось на самом деле, и другие великие князья, несомненно, все поймут. Но никто не посмеет открыто обвинить Садеаса. Только не после столь решительного и мощного маневра.

Обитатели военных лагерей примут все как есть. Другим великим­ князьям Далинар слишком сильно не нравился, чтобы они начали возмущаться. Единственным, кто мог бы выступить, был Элокар, но Садеас втерся к нему в доверие. Это разбивало Далинару сердце. Не­ужели все было спектаклем? Как он мог так фатально ошибиться в своих суждениях о Садеасе? А как быть с расследованием, которое очистило репутацию Далинара? Как быть с их планами и воспоминаниями о прошлом? Все ложь?