– Привет! – пробурчал Джордж, не отрываясь от словаря.

– Ты в порядке?

– Не совсем, – ответил Джордж. – Ну теперь хотя бы ясно, за что ты его полюбила. – Тут он поднял глаза на Ребекку. – На твоем месте я бы тоже расстался с собой ради него.

– О, Джордж, я вовсе не собираюсь расставаться с тобой.

– Знаю, – вздохнул Джордж, – хоть мы и спали с тобой, да только никогда не были вместе.

Ребекке хотелось прикоснуться к его руке, но она очень испугалась – как он на это отреагирует.

– А вот бросить пить я пока не готов, – закючил он.

Недолго постояв с ним в нерешительности, она вышла из палатки.

Весь остаток дня Джордж изучал разные черепки и таблички. Ему частенько приходилось справляться в своих книжках – он держал их раскрытыми, заложив нужные страницы очищенными камешками. Профессор разносил каждые полчаса чашки с горячим чаем и диетическое печенье и между делом, заглядывая Джорджу через плечо, просматривал сделанные им переводы.

После чая профессор Петерсон поблагодарил Джорджа за скрупулезный подход к работе. А потом, ровно в три, он раздал каждому по небольшой порции вина – и они оторвались от работы. Джордж осушил свою порцию одним глотком. Профессор плеснул ему еще, сказав: «Ну все, Джордж, с тебя довольно!»

Ребекка с Генри переглянулись.

За стенами палатки небо мало-помалу темнело.

– Давненько не видывал я таких туч, – заметил профессор, приподняв полог палатки и выглянув наружу. – Будет знатная буря.

– Если пойдет дождь, яма завтра, пожалуй, превратится в болото? – предположила Ребекка.

– А может, и нет, – возразил профессор Петерсон. – На солнце все просыхает довольно быстро. И все же по различным соображениям я бы туда не полез… зато по тем же соображениям, положа руку на сердце, у меня есть все основания отправить вас троих на острова – проветриться.

– На острова – проветриться? – удивился Генри.

– А как же лотки? – спросил Джордж. – Тут же непочатый край работы.

– Эти артефакты, Джордж, пролежали здесь примерно двадцать семь веков. Так что лишний день погоды не сделает. Впрочем, по логике вещей, то, что важно для вас, не может не иметь значения и для меня.

– Вы действительно даете нам выходной? – спросил Генри.

– Ну да. И даже готов его вам оплатить – всем троим.

– И мне? – изумилась Ребекка.

Профессор кивнул.

– Тут есть какой-то подвох, верно? – сказал Генри.

– Никакого подвоха, – подмигнув, возразил профессор. – Мне нужно на денек уехать из Афин, а вы меж тем получше познакомитесь друг с дружкой, потом вернетесь и с новыми силами продолжите искать остальные кости той лидийки.

К тому времени, когда они закончили разговор, над палаткой сгустились тучи.

Афины уже не походили на скопище ярких огней – от них осталось одно лишь жалкое воспоминание.

Они взялись укреплять пологи палатки, когда на нее с глухим стуком упали первые капли дождя.

– Все в «Рено»! – крикнул профессор. – Уносим ноги!

– Я поеду на мопеде, а вы возьмете их обоих к себе, – предложил Генри.

– Да брось ты его, послезавтра я тебя сюда довезу – иначе по такой погоде пропадешь.

Они вчетвером втиснулись в «Рено-16» и открыли пару зонтов, которые лежали у профессора Петерсона на заднем сиденье, чтобы сквозь прохудившийся люк в крыше им на голову ничего не падало, – ни дождь, ни снег, ни вулканический пепел.

Двигатель затарахтел – и смолк. Профессор повернул ключ снова – и, чихнув разок-другой, машина наконец завелась.

– Сейчас мигом вниз, а там прямиком на автостраду – надеюсь, успеем до того, как нас накроет.

Обратный путь до Афин был свободен. Машины большей частью жались к обочине. Однако лобовое стекло у них так запотело, что профессору пришлось реквизировать у Джорджа один носок, чтобы протереть испарину.

Когда они подъехали к дому Генри, профессор спросил Джорджа, где потом его высадить.

– Он выйдет с нами, – сказал Генри.

– Но я должен еще кое-что почитать, правда, – возразил Джордж. – Мне бы домой.

У Ребекки задрожали губы.

– Теперь мы все заодно, – сказал Генри, посмотрел на Ребекку. – Называй это судьбой или чем хочешь. Джордж глянул на утопающий мир и увидел в отражении окна слабые-слабые очертания человека, похожего на призрак, зависший между светом и тьмой посреди дождя. Как олицетворение жизни, которая только еще должна определиться, невзирая на все, что уже случилось, – теперь должно определиться каждое ее мгновение, которое будет незримо связано с предыдущим.

Когда профессор остановился у бордюра, дождь превратился в сплошной яростный поток.

– До послезавтра, ребята, ровно в шесть, – крикнул он.

– Как в шесть? – удивился Генри.

– Ну да. Придется наверстывать упущенное. – А что до вас, милочка, – сказал он, протягивая Ребекке руку, – это было истинное удовольствие!

Ребекка поцеловала его в щеку. Они втроем рванули из машины прямиком домой к Генри. А профессорская машина меж тем медленно тронулась дальше, так громыхнув глушителем, что нагнавшее ее такси резко вывернуло в сторону и наехало на телефонную будку, где прятались от дождя хозяин с собакой.

На кухне у Генри они досуха вытерлись полотенцами и сели за стол, а Генри тем временем взялся варить кофе по-гречески. Ребекка включила радио. Единственная радиостанция, на которую был настроен приемник Генри, передавала классическую музыку, звучавшую с легким потрескиванием.

– Одна из «Французских сюит», – сказал Джордж, когда музыка разлилась по всей квартире.

– Что? – переспросил Генри.

– Это «Французская сюита» Баха.

– Тогда сделайте погромче, – предложил Генри.

Они слушали, обернув головы полотенцами.

– Очень красивая! – восхитилась Ребекка. – Твоя душная, сырая каморка как будто превратилась в огромный венский дворец.

– А как по-твоему, Джордж? – спросил Генри, предлагая Ребекке сигарету. – Уж не хватила ли она через край?

Джордж пожал плечами.

– По-моему, мне пора домой.

Ребекка кивнула.

– Нет, – сказал Генри. – Пожалуйста, не уходи!

Джордж уткнулся глазами в пол и заерзал ногами.

– Вам и вдвоем хорошо… оно и понятно, так что зачем я вам нужен? Я здесь лишний.

Он встал, но Генри встал у него на пути.

– Нет, – отрезал он. – Вы останетесь оба, я так хочу.