«Сегодня всю ночь дергался. Колотился. Снилось, что мы с тобой поехали в какую-то деревню, пошли гулять по полю, а назад дороги не нашли. Пришлось нам в этом поле и жить. Вдвоем. Мы даже про ребенка забыли, представляешь? Бесы, а не родители».

«Представляю. А я нормально вроде. Дела делаю весь день, мою плиту».

«Я выезжаю. Сию минуту. Я дергался всю ночь».

«Нет».

Зачем ты пришла?

Принесла свои золотистые волосы? Что мне с ними делать? Забрать их от мужа вместе с детьми? Куда – вот сюда?! Где громыхает лифт, а стиральная машинка отжимает меня по ночам, спутав с бельем? Ты хочешь переехать сюда с пятью чемоданами? С двумя детьми? А может, и с мужем сразу, вот заживем? Пей же, пей, не проливай на тапок. Не проливай, а проваливай. Но ты разделась и легла. Накрывшись по горло. Легла и смотришь. Ты думаешь, это заставит меня забрать тебя из Питера вместе с детьми и чемоданами. У тебя не складывается там жизнь. Ты попробовала все. Ты привезла мне свои золотые волосы. И я буду драть их, вырывать с корнями, буду драть их и тебя. Их и тебя. Я вижу ее глаза, ты слышишь? Лишь только ее глаза. Забирай клоки своих длинных волос, надевай свои модные трусы – и в Питер. Назад в Питер. Оставь коньяк на месте, не смей к нему прикасаться. Сегодня я буду спать с ним в обнимку в стиральной машинке. А может, кататься с ним в лифте. Пить с лифтом, петь с лифтом. Томатный хруст. Ты не знаешь его, ты не слышала его.

«Значит так, попробуем. Без конкретных вещей и лишних дум. Будем стартовать из самой низкой точки. Но будем. Ты не видишь всей картины, я вижу. Мы потом проклянем себя. Я прокляну, и ты проклянешь. Сейчас же».

«Не надо меня проклинать. Не надо оживлять мертвую птицу. Она умерла. И я умерла».

«Пошли к экстрасенсам, к психологам. Я выезжаю».

«Нет».

«Я хочу тебя сзади прямо сейчас».

«И я. Но нет».

Зачем ты пришла?

Посмотреть, как я лежу на полу и пою? А ты – хочешь мне помочь? Начинай же. Но ты расселась в кресле, копалась в телефоне, он у тебя противно пиликал, посылал всем и вся сообщения. Ты хотела, чтобы я переехал к тебе. Чтобы мы создали семью. Ты сказала, что будешь любить моих детей, будешь их привечать. Ты радостно провозгласила, что и бывших девушек, и жен, и друзей, и малознакомых людей – всех можно будет приводить. У нас будет одна большая семья на всех, всех, всех. И снова отправляла сообщения, не глядя на меня, не видя, как я накрылся всеми подушками и дрыгаю ногами, пытаясь достать до тебя, чтобы выпнуть из квартиры. Но ты все говорила о нашей дружбе и будущей любви, о совместных поездках, праздниках и походах в ресторан на кальян. Ты кинулась на меня, вытащила из-под подушек и стала мять меня, переворачивать, душить и смеяться. Ты облизывалась. Но я был вял к тебе, несказанно вял. И ты ушла курить кальян с другим.

«Надо восстановить хотя бы что-то. Что-то одно. Надо начать. Надо заново. Нужно все пересмотреть, переосмыслить. Иначе, а что иначе? Птица еще жива, ты слышишь? Она дергает сломанным крылом, она поет, еще поет».

«Нет».

Зачем ты пришла?

Ты не ответила на вопрос, как и все, что были до тебя. Ты говорила без остановки – такая красивая, хрупкая, искренняя, с больным рассеянным взглядом красноватых глаз, такая чужая. Ты говорила, что в тебе живет маленькая и никчемная душонка. Что страсти в ней мелкие и позорные, и над ними даже не посмеешься. Ты шептала, что всегда хочешь нереального: вершин, которые не удастся покорить, людей, которые никогда не захотят с тобой быть. Каждый день, просыпаясь, ты стараешься любить жизнь, но каждое утро попадаешь прямиком в душненький личный адок. В нем тесно, одиноко и лживо. Тебе всегда страшно. Ты боишься людей, облаков и машин. Тебе обидно быть просто удобным вариантом или вместилищем для мужских инструментов. Ты уверена, что любить тебя не за что, так зачем ты пришла? Но ты говорила и говорила, словно пришла ко мне на сеанс психоанализа. Ты говорила, что бываешь воплощением зла. Что мне до этого? И именно потому, что боишься – влезут к тебе под кожу и наследят там. Ты боишься, что люди станут для тебя важными, но уйдут, когда им станет неудобно. Единственное, чего ты не боишься, – это одиночество. Но оно у тебя давно уже поперек пяток встало, тебе хочется выдрать его вместе с кусками мяса. Каждый твой поступок сопровождается таким количеством стеснения и паники, что только раскаты безумия позволяют не заикаться и более или менее жить на свете. А что я? Все то же могу тебе сказать и я. Какая жизнь, такие раны. Оставленные дети. Потраченные деньги.

«Новые отношения нас не испортят. Это будем уже другие мы. Хватит тащить жилы. Мы живы, не лживы. Ты твердолобая. Ты превратилась в нечеловека. Ты сломанный робот с осколками разбитого зеркала в глазах. Покажи мне того снежного короля, который заточил тебя в свой ледяной замок. Или я вырву глаза твои вместе с колдовскими стеклами. Ты будешь кровоточить. Но с этой кровью вытечет весь яд – и ты наконец станешь прежней».

«Оставь все это для будущего романа. Нет».

Зачем ты пришла?

Три тысячи рублей в час? Кто тебя вызвал, я? Или сосед? Ты зачем тут в этих чулках в сеточку. Что я делаю? Да вот – учусь полы мыть, не поможешь? Я дал тебе вторую тряпку, и мы стали мыть полы вместе, договорившись, что я доплачу. И я рассказал тебе все, пока мы убирали паутину, чистили раковину, натирали плиту, мыли окна. Ты предложила мне несколько видов минета и еще что-то там бонусом. Но все закончилось гораздо лучше – ты блевала в мой унитаз полночи от количества выпитой водки и оттого что была беременна. Черт, какой-то Чарльз Буковски. И я закрываю окна, закрываю двери. Я ложусь с тобой рядом, ты пахнешь мужчинами, словно клопами.

«Ты отняла всю мою энергию, ты выпила меня, как протухший чай. Ты распилила меня пополам, ты высосала глаза мои, как мясо креветки. Ты просто черное черствое чудовище. У тебя ампутирована душа, от нее отрезаны куски. Украдены важные детали. У тебя в глазах чужое холодное зрение. Ты просто подобие. Образ и подобие человека, но не сам человек».

«С кем тебя вчера видели? Мне написали! С кем ты по улицам шлялся?! Что это за баба была с тобой? Высокая и страшная. А? И пьяная, как мне сказали. Ответишь?»

«Нет».

Зачем ты пришла?

Чтобы сказать мне все это? Ты смотришь на меня. И ты в восхищении. Ты относишься ко мне как к произведению искусства. Ты думаешь, что жизнь слепила нечто великолепное. Ты боишься, что твое восхищение перерастет в манию, в пожизненную иглу. Ты понимаешь, что тебе до меня не достать – откуда это у тебя, ведь я не фараон и не король. Ты любишь женщину. Она спасает тебя. Она не приколотит тебя гвоздями к земле в случае чего. Ты обмираешь от восторга, удивления и любопытства, общаясь со мной. Ты за этим пришла – обмирать? Колдовать? У тебя черным-черно в мозгах. Смотри не запачкай стены копытами. Ты не думала, что на свете остались люди, которые могут так тебя ошеломить. Но ты всегда сбегаешь от всего, что ошеломляет. Сатанинское семя, закрой свой срам одеялом. Обувай свои безупречные ножечки в сапожки – и прощай. Я открою окно – и запах серы тотчас развеется. Стучи, клацай копытами по подъезду. Иго-го! Go! Go! Go! Go! Go! Go! Go!