ров, а некоторые запускали в слона огрызками яблок, но Гигант по-прежнему стоял, совсем не двигаясь.

Яшме показалось, что сила и размеры животного делали его мучения тем более ужасными. Ведь в судьбе пойманной блохи мало кто увидит что-то особенно трагическое. Девочке не хотелось больше смотреть на это зрелище. Но в то же время отвернуться и отправиться восвояси тоже как-то не удавалось. Яшме так хотелось повидать мир. Теперь, когда она увидела его таким, как он есть, она ощутила подкрадывающееся чувство омерзения.

Чонхо бешено теребил ее за рукав. Кто-то кричал им снизу.

С метров тридцати охранник в униформе чертыхался на них и размахивал винтовкой. Яшма еле удержалась от вскрика. Чонхо уже спрыгнул на землю. Пес то лаял, то рычал на охранника, обнажая пасть, полную белесых зубов.

– Прыгай! – крикнул Чонхо.

Охранник уже двинулся в их сторону, придерживая винтовку за ствол, будто собираясь задействовать ее вместо дубинки.

– Давай, я поймаю тебя! – снова позвал Чонхо, но Яшма только мотала головой.

Остановившись почти у подножия дерева, охранник, все еще сыпля отборными выражениями, взвел курок на пса. Чонхо стоял неподвижно, не желая бежать без нее. Вдохнув, Яшма прыгнула, приземлившись на коленки и ладони перед мальчиком. Вся троица пустилась в бегство, даже не оглядываясь назад, чтобы удостовериться, преследует ли их охранник. Так они и неслись, не сбавляя скорости и не давая себе передышки, пока не добрались до ее дома.

– Ты в порядке? Покажи руки, – проговорил запыхавшийся Чонхо.

– Со мной все хорошо, лишь поцарапалась, – заверила она, но он все равно схватил ее руки и начал сдувать с них грязь. Усталый пес, изо всех сил маша хвостом и громко поскуливая, рухнул всем телом на землю.

– А слон тот… – проговорила Яшма. – Как думаешь, о чем он думает целыми днями, такой вялый и тихий?

Чонхо задумался на мгновение.

– Наверно, его раздражает, что так много народу вокруг. Или думает о еде, – предположил он.

– Да нет, он точно думает: «Как бы мне выбраться отсюда?» Ты же видел: он не на цепи. Он очень высокий, но перебраться через ров он не может. Слоны же не умеют прыгать. Тебе не кажется, что можно его как-то вызволить оттуда?

Лицо Чонхо, осмысливающего эту перспективу, приобрело серьезный и угрюмый вид.

– Даже не знаю, что и предложить. Прости меня.

– Ничего, мы что-нибудь придумаем в следующий раз, – сказала Яшма.

Вернувшись домой, она сразу же сообщила Лилии:

– Новый друг сводил меня в зоопарк. Мы увидели самого большого зверя на свете! Но самое удивительное – я думала, что мне от того будет радостно, а мне стало грустно.

– Новый друг? – эхом отозвалась Лилия, закрывая коробочку со швейными принадлежностями. Она только-только закончила пришивать ленту к жакету.

– Да, мальчик нашего возраста. С ним еще желтая собака.

– А, да, я видела его в округе, – заметила Лилия. Она зачем-то снова взялась за иглу и начала добавлять лишние стежки к ленте, которая и так уже была намертво пришита к жакету. – Грязненький воришка-оборванец. Держись от него подальше, а то еще блох подхватишь.

Яшму задели эти слова. У подруг прежде никогда не было разногласий ни по каким вопросам. Яшма постаралась отогнать от себя ощущение, что эта перемена в дружбе была столь же хрупкой и неизбежно сокрушительной, как тонюсенькая трещина на льду замерзшего озера. Она все пыталась успокоить Лилию, убедить подругу, что никто никогда не заменит ее и что они всегда будут самыми долгими и добрыми друзьями, которых когда-либо знавал мир. Но сколько бы Яшма ни уговаривала подругу выйти вместе с ней и познакомиться с Чонхо, Лилия все отнекивалась, предпочитая оставаться дома, подле Луны, которая проводила поздний срок своей беременности в безмолвном ступоре.

С тех пор всякий раз, когда бы Яшма ни покидала дом, чтобы поиграть на улице, у ворот ее поджидал Чонхо. Иногда с ним был и пес, и дети ласкали его или бросали ему палочки. Иногда Чонхо приходил один, и тогда они прогуливались по кварталу, продолжая планировать побег слона из зоопарка. К тому моменту, когда Чонхо рассказал ей о том, как он потерял разом всю семью и теперь спал в палатке почти что под открытым небом, Яшма уже не видела ничего дурного в новом друге.

– А знаешь, мы с тобой не так уж сильно отличаемся друг от друга. У меня тоже нет родителей. Правда, мои еще живы, – поделилась Яшма. – Мать сказала мне, что мне нельзя вернуться к ним. Им жить будет совсем несладко, если односельчане прознают, что я была воспитанницей куртизанок.

– Скучаешь по ним? – спросил Чонхо.

Яшма попробовала вспомнить, как мать расчесывала ей волосы и плела ей косы на ночь, как мать в последний раз обняла Яшму, заставив ее поклясться, что она никогда не возвратится в родной дом. Но воспоминания поблекли, как звезды с приближением зари.

– Раньше скучала, а теперь мне кажется, что я нашла мою настоящую семью, – заключила Яшма.

В один особенно холодный день Яшма выскользнула из дома с одним из бесчисленных шелковых одеял, которые хранились у них в сундуке из дерева с названием павловния. Покрывало она вручила Чонхо, который, по всей видимости, подарку был скорее удивлен, чем рад.

– Не волнуйся, забирай его себе, – заверила Яшма, заталкивая одеяло ему в руки. – У нас дома их и без того много.

Чонхо молча рассматривал покрывало, наполненное легкими, как воздух, коконами шелкопряда. В его голове шевелились тревожные мысли, и в лице мальчика проявилась решительность.

– Когда я стану постарше, я подарю тебе что-то в тыщу раз лучше этого, – сказал он.

Яшма улыбнулась и приняла его обещание, не ожидая, конечно же, что он когда-либо его исполнит. Твердая уверенность, с которой Чонхо клялся преподнести ей нечто, на что он, и работая в поте лица всю жизнь, не скопил бы, – именно этим выделялся этот мальчишка. В сравнении с Яшмой Чонхо не имел ничего за душой, но, казалось, он не был способен страшиться своего положения. Он никогда не винил обстоятельства и не жалел о прошлом. В нем было что-то от порожнего сосуда, но в самом лучшем смысле этих слов. Чонхо не был наделен большими познаниями, но при этом его мысли могли нестись в любом направлении. Мальчик не был склонен лелеять боль. Все, что он вознамеривался сберечь навсегда, – в этом Яшма была уверена – было бы надежно сохранено в самых дальних закромах его сердца. Так глиняный горшок надолго сберегает драгоценную приправу. Чонхо, возможно, никогда далеко не ушел бы от