— Да, он здесь. — Она подвела его к кровати Джонни как раз в тот момент, когда ее помощница положила грелку между простыней и поставила кувшинчик с лимонадом ему на тумбочку.

От его взгляда не ускользнули эти запоздалые манипуляции, и он, быстро взглянув на Лин и щупая пульс Джонни, резко спросил ее:

— Надеюсь, у него было время привыкнуть к обстановке? Я назначил ему лечение, проводимое при мне, и я бы не хотел, чтобы моих больных сразу кидали под аппарат, не дав им возможности осмотреться.

На какой-то момент у Лин было искушение уверить его, что у Джонни было достаточно времени, чтобы отдохнуть после перевода его сюда. Но она не хотела лгать и, прямо посмотрев ему в глаза, сказала:

— Нет, он поступил к нам как раз перед вашим приходом.

— Я так и думал. Но я понял, что переводы из одной палаты в другую обычно делаются с самого утра, как можно раньше?

— Да, думаю, что обычно так и делается, — спокойно ответила Лин. — Но сегодня утром у нас отключили электричество, и из-за этого в каждой палате весь распорядок сдвинулся.

— Я все-таки думаю, что подобные непредвиденности бывают достаточно часто, чтобы научиться примиряться с ними, — без всякого сочувствия сказал Уорнер. — Вы что же, значит, считаете, что виновата мужская хирургическая палата, что так поздно отправила к вам пациента?

— Не совсем, — призналась Лин честно. — Боюсь, что я не получила извещения о его переводе к нам или о том, что вы будете присутствовать во время лечения. Если бы я знала, я бы сама послала туда каталку за ним.

— А почему же вам не прислали извещения?

— Оно должно было быть записано в журнале за вчерашний день, но записи там не было.

— Так чья же это вина? — Один безжалостный вопрос следовал за другим.

— Сестра, сдавшая дежурство, должна была меня предупредить устно или сделать запись в журнале.

— Значит, она должна подвергнуться взысканию. Кто она?

По губам Лин пробежала еле заметная улыбка.

— Это была сестра Оллмен. Но вчера вечером она уехала насовсем — она выходит замуж.

— Что, по-вашему, конечно, извиняет ее упущение? Боюсь, что, по-моему, ничуть! Очень хорошо, сестра. Можете готовить Бейнера к сеансу. Я хочу посмотреть, как это будет проходить у него, но, если у вас есть дела, я вас больше не задерживаю.

Жалея, что ее так уязвили его слова, звучавшие, как будто он прогнал ее с глаз долой, Лин пошла обратно в свой кабинет, и оказалось, что там сидит Том Дринан, собирающийся навестить своего больного.

— Здесь У.Б., следит за сеансом лечения, — зачем-то доложила она Тому.

— Да, я знаю. Можно, я подожду здесь, пока он не уйдет? Кстати, как наш гений сегодня настроен?

Лин состроила гримаску:

— Не в восторге от порядка в палате, по-моему.

— В вашей палате? Но ведь это несправедливо! Вы только что приняли палату, — возмущенно проговорил Том. — Интересно, существует ли для него чисто человеческая сторона дела?

— Насколько это касается работы, для У.Б. человеческий элемент как таковой вообще не существует, — провозгласила Лин, садясь рядом с Томом у окна.

— Пожалуй… — В голосе Тома звучало что-то близкое к сомнению. — И все же, Лин, у него должны быть обычные человеческие симпатии, просто он всегда умеет их глубоко прятать.

— Почему вы так думаете?

Лин знала, что опасно обсуждать У.Б. в таком тоне, как будто он ничего не значит для нее. Рано или поздно какая-нибудь неосторожная нотка в ее голосе может ее выдать. Когда Том говорил, она уловила слово «доброжелательность». Вдруг она почувствовала, как важно для нее, чтобы к Уорнеру Бельмонту — человеку, которого она любила, — относились бы с доброжелательностью — и Том, и все, кто его знает. Потому что слушать, как его хвалят, было неизмеримо слаще, чем услышать похвалу самой себе. Том продолжал:

— Нет, я совершенно точно знаю, что он не жалеет сил, если надо помочь кому-нибудь из наших в больнице. Помогает и советом, и практической помощью. Знаете, Лин, если бы у меня были какие-нибудь затруднения, я бы и минуты не сомневался, что могу обратиться к нему. Я иногда даже думал… — Том замолчал и слегка пожал плечами, видимо прогоняя какую-то давнюю мысль. Потом он опять заговорил: — И еще есть одно… Не знаю, говорила ли вам Оллмен, как она ухитрялась держать в порядке эту озорную ораву, которую теперь спихнули на вас?

— Нет, а как же?

Том фыркнул:

— Ну, с ними не так легко справиться, вы и сами увидите. Но Оллмен обычно грозила им тем, что, если они будут себя плохо вести, она не позовет У.Б. к ним в палату для осмотра.

— Но ведь это не от нее зависит! — сказала Лин, которую слегка покоробило от таких дисциплинарных методов своей предшественницы.

— Ну конечно. Но они-то не знают и никогда не решились бы проверить. Одной этой угрозы было довольно. Оллмен говорит, что это было безошибочным средством, мгновенно дающим результаты, потому что вся палата обожает — заметьте, просто обожает! — У.Б., так что ни один мальчишка не решился бы безобразничать, зная, что ему достанется на орехи от других. В общем, изобретательно! Вам тоже надо будет воспользоваться этим, Лин.

Но Лин медленно сказала:

— Я тоже видела, как он умеет ладить с мальчишками. Вы помните, я вам говорила о клубе Дениса Дорна? Так вот, все ребята просто льнули к нему, когда он появлялся среди них.

— Да, это-то и странно. Он прекрасно ладит с мужчинами, для мальчишек — он вообще кумир. Но вот с женщинами — особенно с вами, сестрами, — он все-таки обращается так, как будто вы машины: опустил монетку, и все зачикало-заработало. Неудивительно, что вас это возмущает.

— Я думаю, что я возмущаюсь не столько им, сколько сама собой, когда он тыкает меня носом, что я не то сделала, не достигла установленного стандарта. — Лин формулировала то, о чем она раньше думала, — что женщина отдает все самое лучшее, когда понимает, что от нее хотят получить только самое лучшее и ничего другого.

— Значит, вам не как с гуся вода, если он начинает уж очень допекать вас своими несправедливыми замечаниями? — спросил Том с любопытством.

Лин грустно улыбнулась:

— Если бы как с гуся вода, я бы так не переживала. Но я думаю, что едва ли найдется хоть одна сестра, которая не чувствовала бы то же самое после разговора с ним.

— Ну, в этом я все же сомневаюсь, потому что не у каждой есть такая самоотверженность и взыскательность к себе, как у вас, хотя У.Б. умеет вызывать такие чувства. А что, наверное, он все-таки вам нравится?..

Том замолк, почувствовав, что вся Лин вдруг застыла в каком-то непроизвольном Движении. Он бросил на нее озабоченный взгляд, но она не смотрела в его сторону. «Вот она, эта опасность, — думала она, — которую я сама, по глупости, навлекла на себя, когда поддалась искушению поговорить с Томом об Уорнере». Гордость заставила ее стараться из всех сил, чтобы любой ценой удержать в тайне свои чувства. Но она напрасно пыталась придумать какую-нибудь тривиальную, обычную уловку, которая бы прозвучала правдиво. И в конце концов первым опять заговорил Том.