сдаче на допуск к самостоятельному выполнению функций начальника смены при перегрузке реакторов. Помогли подобрать документацию, описания и чертежи специального перегрузочного оборудования и приборов. В нашей лаборатории я тренировался в обращении со счетчиком нейтронного потока, от стороннего полоний-бериллиевого источника, который мы устанавливали на реакторе во время первого, физического, пуска, после загрузки новой активной зоны.

Постепенно я начал разбираться в задачах, стоящих перед лабораторией, вникал в особенности происходящих при решении этих задач физических процессов в лодочном реакторе.

Конечно, технические и специальные термины, касающиеся описания процессов в ядерной энергетической установке, я здесь умышленно упростил, дабы не утомлять читателя, но кое-что все же, для понимания, сказать должен.

Состояния ядерного реактора атомной подводной лодки, с точки зрения особенностей управления, разделяются на три группы: пуск (ввод), работа на мощности и выключение (вывод). Пуском реактора называют приведение его в критическое состояние и последующее увеличение мощности до заданного уровня. Первый, после перегрузки активной зоны реактора, пуск называют физическим пуском. Следующие пуски называются эксплуатационными.

Физический пуск реактора требует обширных испытаний и измерений, определяющих основные его характеристики. Дело в том, что получаемые расчетным путем в ходе проектирования нейтронно-физические характеристики реактора не являются достаточно надежными и требуют экспериментального уточнения. Программа физического пуска предусматривает определение таких физических характеристик реактора, как критическое состояние, запас реактивности, распределение нейтронного потока, температурные эффекты, градуировка управляющих органов, измерение эффективности биологической защиты и многое другое.

Одной из важнейших задач физического пуска является определение критической загрузки реактора, то есть того минимального числа рабочих каналов, при котором в активной зоне, заполненной замедлителем, начинается самоподдерживающаяся цепная реакция деления.

Сложность контроля за возникающим потоком нейтронов в том, что штатная лодочная аппаратура не может работать в таком большом диапазоне изменения плотности нейтронов и на первом этапе не чувствует все возрастающего потока, поэтому перед загрузкой активной зоны в реактор вводят искусственный полоний-бериллиевый источник. После этого загружают очередную партию рабочих каналов, затем — следующую. И так шаг за шагом. Признаком достижения критической загрузки является непрерывный рост плотности нейтронов. В этот момент искусственный источник удаляют из активной зоны. Дальнейшую загрузку рабочих каналов производят при введении в активную зону компенсирующих стержней. После каждой очередной загружаемой партии компенсирующие стержни поднимают до уровня, соответствующего критическому состоянию. Шаг за шагом догружают активную зону оставшимися рабочими каналами и одновременно стоят кривую эффективности компенсирующих стержней. По этой кривой оценивают полный запас реактивности реактора.

В программу физического пуска входит градуировка регулирующих и аварийных стержней. При разогреве активной зоны определяют изменение реактивности, обусловленное температурными эффектами. Кроме этого, определяется характер энерговыделения в объеме активной зоны.

Таким образом, физический пуск, по наименованию которого и названа наша лаборатория, — весьма ответственная, трудоемкая, наукоемкая, к тому же связанная с повышенной ядерной опасностью операция.

Эти знания мне здорово пригодились позже, во время специальной стажировки в течение года, в научной группе специалистов-атомщиков Атомного института.

Дни летели за днями… Вернее, ночь летела за ночью, ибо полярная ночь визуально не делила сутки на день — ночь. Все время было включено электричество. Уходя на службу я видел снег, кружившийся у фонарей на причале, и, возвращаясь со службы, видел то же самое — снег так же кружил у светящихся фонарей. Были дни, когда снег валил стеной. Кромешная тьма, пурга, метель, ветер, заносы на дорогах — постоянные спутники службы на Севере.

Не знаю, чем объяснить, но психологически бывало, что день тянулся за днем, как резиновый, а бывало — проносился, как проносится мимо полустанка скорый поезд. Служебные будни в своей массе ничем не отличались друг от друга, и сейчас, десятки лет спустя, вспомнить что-либо особенное не представляется возможным…

После теплых южных зим к северной зиме привыкал сложно. Хотя мороз стоял градусов двадцать, вода в заливе не замерзала, потому что теплые воды Гольфстрима делали бухты Кольского залива незамерзающими. Но особенно доставал ветер — ледяной, пронизывающий, пробирающий до костей. Несколько раз сильно обмораживал лицо и уши. Кожа болела и слезала клочьями. Но постепенно привык.

Человек ко всему привыкает…

В один таких ветреных зимних дней я впервые близко увидел упряжку северных оленей. Упряжка состояла из легких нарт и четырех оленей. Олени были совсем маленькие, по пояс среднему человеку. Темная шерсть на спине и загривке и светлая, почти белая, на брюхе. Недлинные, корявистые рога и распластанные, как небольшие лыжи, двойные копыта поразили меня. Благодаря этим копытам олени могли бежать по глубокому снегу, почти не проваливаясь. Олени имели спереди широкую грудь, большие черные влажные глаза с густыми ресницами. Широкие влажные ноздри были окутаны инеем ….

Небольшого роста, плотные лопари, стояли рядом с нартами. Они приехали к нам в поселковый «военторговский» магазин за водкой.

Под завывание пурги, под сполохи северного сияния, в темноте полярной ночи, заканчивался 1973 год. Год моего выпуска из «Системы», год начала службы на Севере на перегрузке реакторов. Год заканчивался лично для меня неплохо. Я служил в лаборатории физического пуска реакторов, и в начале будущего года мне предстояла командировка в столицу на годичную стажировку в Атомный институт. После того как стало известно, что мою кандидатуру утвердили в штабе флота, я ходил в приподнятом настроении. Вместо «каторжной» службы, какую несли сотни молодых прибывших на флотилию лейтенантов, которых гоняли «в хвост и в гриву», я буду учиться и перенимать опыт у ведущих ученых-атомщиков в столице. И не месяц или два, а целый год!

Глава 4

Столица. 1974 год

В конце января 1974 года я прибыл с Севера, где царила полярная ночь, в столицу, в царство неоновых огней и прекрасных подземных дворцов метро. Я ликовал: «В этом царстве я буду целый год! Целый год — без бешеных ветров и холодов, без «идиотизма» службы. Я — лейтенант — буду учиться и работать в Атомном институте. Это сказка наяву!»

Первые дни, спускаясь в теплое красивое метро, удивлялся, как люди не ценят такого комфорта. Не надо в пургу или дождь штурмовать кузов попутного грузовика. Не надо месить снег или грязь несколько километров от базы подводных лодок до жилого городка.

Это было чудо!

Заснеженная девятимиллионная столица сразу поразила меня громадностью своих зданий, многолюдностью и удивила судорожной спешкой своих жителей. Казалось, уличная толпа двигалась ускоренно, на лицах была стремительная озабоченность, словно все куда-то опаздывали… Хотя на улице было морозно, градусов десять, и шел легкий снег, многие, особенно молодежь, ели на ходу мороженое. Удивительно!

Над головами прохожих красовались припорошенные инеем громадные щиты: «Решения XXIV съезда КПСС — в жизнь!»,