Наш главный инженер носил «кошачью» фамилию. Матросы вовсю издевались, обыгрывая его фамилию. На построении, в момент, когда катер с командиром и офицерами ошвартовывался, на пирс перед строем выпускали серого замызганного кота в тельняшке с криками: «Кот, гад, опять нагадил на палубу! Паразит!» Все хохотали. Главный инженер зверел, но сделать ничего не мог. Формально призывали к ответу кота, а не его.

Вот так развлекался любимый личный состав…

После возвращения сослуживца из отпуска я разместился на ПКЗ. ПКЗ — это плавучая казарма или гостиница. Такие гостиницы строили финны для своих лесорубов, валивших лес в отдаленных прибрежных районах, а потом продавали нам, чтобы там жили советские подводники. В плавказарме по палубам размещались двух- и четырехместные каюты, как номера в гостинице, имелся актовый зал, столовая, камбуз, душевые кабины и сауна. Жить можно.

Заканчивалась короткая северная осень. Осенью Баренцево море особенно неспокойно. В октябре штормы — дело обычное. Штормило уже несколько дней. Отголоски этого шторма чувствовались и в заливе. Крупные свинцово-зеленые волны расходились по заливу, проникая во все бухты и бухточки. Громко кричали над водой бакланы.

Утром катер по пути в часть еле справлялся с волной. Офицеры старались укрыться за его надстройкой от пронизывающего северного ветра и соленых брызг…

Постепенно я знакомился с офицерами части. Помогал в этом мой наставник капитан-лейтенант. Как я уже говорил, на финском ПКЗ была, ясное дело, финская сауна — парилка по-нашему. Командовал ПКЗ старший лейтенант, здоровенный парень. Он заведовал и сауной, потому что умел, как говорили офицеры, еще делать массаж. Сауну нашу посещали не только командир и его замполит, но и штаб-офицеры флотилии. Матрос-кок заваривал специально к банному дню морс из северной клюквы, морошки и пахучих трав…

В общем, мой наставник капитан-лейтенант Б., взявший шефство надо мной — молодым лейтенантом, договорился о парилке. Пар я тогда переносил нормально, но массаж был делом совсем непривычным. Мне, распаренному, выворачивали за спину руки, крутили суставы, били ребром ладони по ребрам и животу, а в конце — походили по моей спине локтями… Еле выдержав эти истязания, я выбрался чуть живым из рук массажиста, после чего, не глядя, опорожнил кувшин морса. Морс привел меня в чувство. Наверное, в этой сауне и в этом массаже что-то было, потому что на следующее утро у меня болела каждая мышца, а вот суставы были словно смазаны свежим машинным маслом. Я их совсем не чувствовал!

В один из дождливых осенних дней, когда на улице было сумрачно и сыро, а залив заволокло рваным туманом, поступило приказание всем офицерам, выпускникам 1973 года, собраться в актовом зале Дома офицеров флота на совещание, которое будет проводить с молодыми офицерами командующий нашей флотилии. В те годы флотилией атомных подводных лодок командовал контр-адмирал М-й.

На совещании я, как и десятки других молодых офицеров, впервые увидел и познакомился с командующим. Эта встреча произвела сильное впечатление. Во-первых, командующий показался мне интеллигентным, спокойным, уравновешенным человеком. Во-вторых, его речь ровная, выразительная, как говорят — профессорская, была насыщенной и интересной. В-третьих, Звезда Героя на груди — нам, молодым офицерам, именно таким представлялся командир атомного подводного ракетоносца. Позже узнал, что командующий флотилией участник войны, начинал службу на дизельных подводных лодках Тихоокеанского флота. Первым из командиров-подводников осваивал новые районы Атлантики. Доктор военно-морских наук — я не ошибся, когда характеризовал его речь, как профессорскую, — автор научных публикаций, публицистических и литературных работ.

Было очевидной удачей начинать службу на Севере, под командованием такого удивительного человека.

На этом совещании встретил двух своих однокашников — лейтенантов. Они были из первой роты, но я очень обрадовался. Мы договорились после совещания посидеть в кафе и отметить нашу встречу. В кафе мы заняли столик у окна. Я огляделся. Стены кафе украшали очень модные тогда чеканки по меди парусников и современных кораблей… Подняли по рюмке коньяка «За встречу!», «За нас!», «За нашу службу!». Засиделись допоздна. Было уютно и по-домашнему вкусно. Договорились чаще встречаться, но жизнь развела нас. Одного, как стало известно позже, перевели на другую флотилию, второго — в группу «акванавтов-глубоководников». Больше мы не виделись.

…Крутые порывы ветра налетали на скалы, вода в заливе почернела. Черная вода, черные сигары лодок, черные дикие скалы и наши черные здания придавали пейзажу какую-то трагическую нереальность, как будто из какого-то футуристического фильма о жутком будущем.

По понедельникам, у нас — политические занятия. Проводил их замполит в актовом зале плавказармы. Начинал он с разборок нарушений за выходные дни, а заканчивал международной обстановкой. Осенью 1973 года в Чили произошел военный переворот. Президента-демократа Альенде убили, пришедшая к власти хунта Пиночета расправлялась с чилийским народом. Наши газеты писали о фашистском терроре в Чили, который превратил стадионы страны в концлагеря. Замполит с пафосом клеймил позором чилийскую хунту, но все это было как-то очень далеко от нас и, честно говоря, не очень трогало.

Осень быстро уступила место зиме. Низкое зимнее солнце едва виднелось над вершинами сопок. Воздух благоухал морозом. Резко похолодало. И вот первый снег… Не просто легкий снежок, а настоящая пурга. Ветер и снег, ветер и снег…

Я начал готовиться к зачетам и экзаменам на допуск к самостоятельному управлению, но командование приняло решение направить меня на специальную стажировку в начале следующего года в Атомный институт, в столицу. Это известие меня очень обрадовало. Целый год учиться и работать в научной группе специалистов-атомщиков, что может быть интереснее.

Несколько дней непрерывно мело. Все окрестные сопки засыпало снегом. В Городке огромные сугробы. В свете уличных фонарей тугие снежные вихри становились особенно заметными. Матросы не успевали убирать с улиц снег. Снег белый — как пудра.

Обратил внимание, что на Севере почему-то нет воронья. Удивился.

Наш начальник финансовой части слег в госпиталь с приступом почечной болезни. Командир назначил меня временно выполнять его обязанности. Вся финансовая деятельность перегрузочного комплекса свалилась на меня — «зеленого» лейтенанта. Пришлось навестить начфина в госпитальной палате, оставив ему мандарины в кульке и получив от него «ценные указания», засучив рукава, начать работать.

Предстояла выдача денежного довольствия матросам и офицерам. Начал выдачу денег, отложив крупными купюрами зарплату командиру. Сумма была большая, северная. Отнес ее лично командиру в каюту. Затем раздал деньги офицерам и, наконец, матросам. Несколько раз звонил замполит, интересовался, как идет выдача. Я доложил, что нормально.

На столе у меня осталась кучка мятых мелких купюр, много мелочи… и вдруг до меня дошло, почему