и в Библии сказано, что нужно прощать «… до седмижды семидесяти раз».

— Так то про тех, которые искренне раскаиваются, — сказал отец. — А прощу я тебя, что от этого изменится? Ты другая станешь? Нет! По глазам вижу, что нет в тебе раскаяния.

И пошел дальше вдоль шоссе, а вслед себе услышал:

— Жить не умеете, потому и не живете, а существуете на пенсию, в нищете! — выкрикнула дочь. — А я по-человечески хочу жить, чтобы у меня все было, и не горбатиться «во глубине сибирских руд». Последние слова она проговорила издевательски и с явной насмешкой над отцом с матерью, да и над всеми такими, как они.

Леонид Сергеевич, сев в первое остановившееся такси, коротко сказал:

— К Казанскому вокзалу.

До отхода поезда времени было много, и Леонид Сергеевич сидел в зале ожидания. Здесь он тоже заметил таких же никуда не спешащих девиц и загляделся на одну из них: его привлекла молодость девушки — на вид ей не было и восемнадцати лет. Она тоже обратила на него внимание, подошла и села рядом.

— Что, мужчина, девушку желаем? — сказала она, приветливо улыбаясь. — Хата рядом, быстро туда-сюда обернемся.

— А я думал, вы помоложе и посимпатичнее выбираете? — сказал в свою очередь Леонид Сергеевич.

— Послушай, дед: не мы выбираем, а нас выбирают, и будь он хоть урод девяностолетний, нам все равно, лишь бы бабки платил. Понял? — по блатному ответила девица.

— Понял, — ответил он.

Подошел здоровенный парень, спросил девицу:

— Что? Проблемы?

— Нет, просто у нас с дедулей душевный разговор был и все!

— Станция Слюдянка, — раздался голос проводника и вывел его из задумчивости. Сойдя с поезда, он сразу пошел к берегу Байкала, а не домой. На берегу озера он, ополоснув холодной водой лицо, подставил его ветру. Так хотелось смыть с себя всю ту грязь, что, казалось, прилипла к нему, и забыть — забыть эту поездку в Москву. Он снова вспомнил Веру маленькой. Слезы потекли у него по щекам. Только сейчас он понял, какое огромное горе у них в семье. «А жить дальше как-то надо. Катюше скажу, что все хорошо у Веры, устроилась на работу удачно, и с жильем повезло, а то у нее сердце больное — может не выдержать», — подумал он. Про свое сердце-то он и не думал, считал, что ему все нипочем, вроде как прожитые годы и не отразились на нем.

Он стоял и стоял на берегу Байкала, не в силах оторваться от этой чистоты, первозданной и до сих пор сохранившейся. «Знал или не знал Семен о том, что с Верой в Москве происходит? Впрочем, какая теперь разница», — подумал Леонид Сергеевич. Странно. Но чувство ненависти к дочери за четверо суток притупилось, только что-то тянуло в груди слева — тянуло и тянуло. Понял он, что с этим ему жить весь остаток жизни. Вдруг вспомнилось когда-то прочитанное в Евангелии: «Не может дерево доброе приносить плоды худые…»

— Так это мы с Катюшей плохо дочь воспитали и виноваты во всем? — прошептал он тихо. — Быть того не может!

Вечерело. Почувствовав, что стало прохладнее и ветер усилился, резко повернулся и быстрым шагом пошел домой.

Вера с трудом поднялась до нужного этажа, вошла в квартиру, которую они снимали с девчонками, устало доплелась до стула в углу комнаты и упала на него. Она долго рыдала, закрыв лицо руками. Лишь с трудом сквозь слезы иногда можно было разобрать ее слова: «Эх, отец, отец! Папа! Купить надо Саше ботиночки». Вспомнились ей приезд в Москву, удачное устройство на работу, комната, которую она сняла, и Александр — студент, с которым познакомилась случайно. С Александром они сразу полюбили друг друга. Вспомнился и ее непосредственный начальник, который, хотя и был женат, с первого взгляда стал к ней неравнодушен и все приставал с намеками разными. Но стоило ему узнать, что у Веры парень есть (проговорилась подруге на работе), вынудил ее уволиться по собственному желанию. Нашла другую работу — попроще, и платили меньше. От Александра и забеременела. Долго не решалась ему все рассказать, но в конце концов рассказала. Тот посмотрел на нее с удивлением и сказал, что в его планы пока не входило ни жениться, ни детей иметь. Хлопнула Вера дверью и выскочила на улицу вся в слезах.

Когда беременность ее уже стала видна, пришлось и с этой работы уволиться. Родила. А жить как? Деньги кончаются, на руках ребенок, об устройстве на работу и думать нечего, домой не вернешься: позор-то какой, да и город ее родной не такой уж большой — знакомые на каждом шагу. А главное, родителям на старости лет такой срам! Так вскоре и оказалась она в этой квартире, которую девчонки прозвали: «яма», где всего их жило вместе с Верой восемь человек, и ребенка пристроила неподалеку: у одинокой пенсионерки с отдельной жилплощадью.

Вера быстро освоилась с «древнейшей профессией»: уже на третий-четвертый выезд по вызову пропала стыдливость, появилось некое ощущение вечного праздника. Она поняла, что «заработать» здесь можно больше, чем на какой-либо фирме, только вертись. Но, главное, что ее и пугало и радовало — это то, что ей нравилась такая жизнь, и ей совершенно был безразличен возраст, внешний вид, количество новых знакомых, к которым ее вызывали… Ребенок вот только мешал: много времени на него уходило, приходилось вечера и выходные проводить с ним.

— А куда его? — порой думала она о сыне. — К родителям бы его отвезти…

Да какое там, она и в город-то родной боялась ехать.

Накануне приезда отца в Москву студенты вызвали трех девочек для компании: мальчишник в честь чего-то устроили. Заходит Вера с двумя подругами в их квартиру, а там Александр — любовь ее бывшая. Опешили они, друг перед другом стоят, молчат. А студент возьми да скажи с издевкой:

— Я так и подозревал, что ребенок не мой, поди, сама не знаешь, чей он.

Развернулась Вера с достоинством и вышла из квартиры, но в дверях остановилась и через плечо бросила:

— Твой мальчик, твой!

На улице подождала подруг, которые тоже скоро вышли из подъезда. Одна из них только и сказала:

— Других девчонок будут вызывать.

Больше они об этом случае не вспоминали, решили девичник устроить и всю ночь просидели в ресторане. Вот тогда-то, возвращаясь к себе в «яму», и повстречали Вериного отца на лестничной клетке.

Придя с озера домой, Леонид Сергеевич сказал жене, что Веру повидал, все у нее хорошо, и, сославшись на усталость с