Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ладно, сделаю. Человек не иголка, найти нетрудно, если только он специально не прячется. Мы с тобой с самого детства друзья, так что договоримся сразу, Леонид: что бы я ни узнал — без обид, — строго сказал Семен.
— Что ты, что ты, что ни узнаешь, за все спасибо скажу, — радостно ответил Леонид.
Через три дня Семен зашел в гости к Леониду.
— Вот адрес, где она зарегистрирована, — и протянул Леониду записку.
— Про работу ничего выяснить не удалось. То ли неофициально работает и зарплату в конвертике получает, сам знаешь, так сейчас многие работают, то ли вообще не работает. Может, замуж удачно вышла и живет себе, горя не зная.
Подумал немного и задумчиво добавил:
— Почему тогда вам не помогает и в гости не приезжает? Непонятно. В общем, ехать тебе надо, разобраться во всем, а то уже и я волноваться начал.
Почувствовал Леонид, что не договаривает что-то старый друг. «Ведь могли запрос участковому по месту ее регистрации послать, — подумал Леонид. — Тот-то свой участок должен знать». Но Семену ничего не сказал, понял главное: надо ехать.
Билеты на самолет Иркутск — Москва были только через три дня. Супруга совсем покой потеряла, места себе не находила, и Леонид Сергеевич решил не ждать, сидя дома, эти три дня и отправился местным поездом (Кукушкой — остаток от задуманной еще в царское время Круглобайкальской железной дороги) до поселка Байкал, который стоит на реке Ангара. Интересно ехать по этой дороге: смотришь налево в окно поезда — и взгляд упирается в крутые склоны, ведущие на Олхинское плато; повернешь голову направо — озеро Байкал вроде как у твоих ног плещется, нервы успокаиваются. На Ангаре он пересел на катер и доплыл до Иркутска, любуясь байкальской тайгой. В аэропорту так и хотелось ему позвонить Вере, предупредить, что скоро будет у нее в гостях: то доставал телефон, то опять в карман пиджака убирал, но все-таки что-то удержало его от звонка. До его рейса было три часа, и он неспешно прогуливался взад-вперед не зная, чем себя занять. Среди пассажиров с чемоданами и сумками, то и дело подходящих к табло посмотреть, не задерживают ли их рейс, он обратил внимание на стоявших где-нибудь на видных местах девиц, всем своим видом показывающих, что они совершенно свободны и никуда не торопятся. По одежде и бросающемуся в глаза макияжу Леонид Сергеевич понял, что это женщины определенной профессии. «Вот бы родители узнали? Беда-то, какая!»
Билет до Москвы он специально купил на ночной рейс с таким расчетом, чтобы у Веры быть пораньше утром, часов в шесть. «А то уйдет на работу и жди, когда вернется».
В Москве он долго плутал от дома к дому, тщетно пытаясь найти тот, что указан в записке Семена: дома похожие, прохожих в столь ранний час с огнем не сыщешь, а и те редкие встречные, которые попадались на улице, отвечали отрывисто, быстро: «Не знаю», — и бежали дальше — очевидно торопились на работу. Пожалел Леонид Сергеевич, что у таксиста не уточнил нужный дом. Вышел на дорогу и стал голосовать, вроде как такси ему нужно. Так, с помощью проезжавшего мимо таксиста, у которого был навигатор, удалось ему найти нужный дом. Было точно шесть часов утра. На всех подъездах кодовые замки, просто так не войдешь. Только одна старушка сердобольная со словами: «Старый, а туда же», — впустила его в подъезд.
Леонид Сергеевич поднялся до нужного этажа, долго звонил в дверь нужной квартиры. Думал уже ждать, сидя на ступеньках лестницы, как дверь вдруг открылась и на пороге показалась девица с заспанным видом лет этак двадцати двух-двадцати четырех, в ночной рубашке, в расстегнутом халатике и со следами вчерашней косметики на лице.
— Кого тебе? — спросила она Леонида Сергеевича, широко зевая.
— Мне бы Веру увидеть. Ведь она здесь живет?
— Верка-то? Здесь, здесь, только ты, старый, рано приехал, они втроем с Машкой и Алисой вчера поздно по звонку уехали, еще не пришли. Думаю, часа через два вернуться, — ответила девица и захлопнула дверь.
Леонид Сергеевич посмотрел на часы и решил ждать на лестнице — только этажом выше — опасаясь, что если выйдет из подъезда, то потом снова войти будет сложно. Отодвинув в сторону консервную банку, полную окурков, стоявшую на подоконнике, расстелив газету, достал бутерброды и позавтракал. Затем присел на ступеньку и, прислонившись к стене, задремал. Снилось ему, как гуляет он с Верой — она тогда совсем маленькая была — по берегу озера. Вера бегает вдоль воды, резвится, а нет-нет, да и плеснет из ладошки на отца холодной байкальской водой, и хохочет, остановится не может:
— Папа, папа, — кричит. — Мокрая?
Вдруг он слышит голоса девичьи. Девчонки, похоже трое, поднимаются по лестнице и спорят о чем-то, и не просто спорят, а такими ругательствами, многие, из которых он и в жизни-то не слышал. Прислушался, среди голосов и Верин голос и та же ругань. И поразило его, что девочки не ссорятся, а просто так общаются между собой. Хватило нескольких мгновений, чтобы он все понял: заспанная девица в дверях, «вечером по вызову уезжают», с работы только утром возвращаются, и словечки, которыми девочки разговаривают.
Встал он с лестницы, отряхнул брюки и решительным шагом пошел вниз, навстречу девичьей компании. Услышав звук шагов сверху, те сразу притихли. Леонид Сергеевич, спускаясь, уже вплотную приблизился к компании девчонок (впрочем, они были очень разновозрастные) и только тут услышал:
— Папа! Отец!
Одного взгляда на дочь хватило Леониду Сергеевичу, чтобы утвердиться в своих догадках о том, чем она занимается. Он прошел сквозь девчонок и только затем, обернувшись и посмотрев дочери в глаза, тихо сказал:
— Нет у тебя, Вера, теперь ни отца, ни матери — забудь, гуляй и дальше.
Ничего не сказал больше Леонид Сергеевич, но слова эти, а особенно взгляд ее: сытый и развратный, как ножом резанули по сердцу, вышел из подъезда и быстрым шагом направился к шоссе, такси ловить. Окно на третьем этаже лестничной клетки вдруг открылось, и Вера вся в слезах стала звать его:
— Папа! Папа! Отец! Ну, я прошу тебя, не уходи так!
Такси на дороге не было, и Вера успела выбежать из подъезда и нагнать отца.
— Пап, не уезжай так, давай сядем на скамейку, поговорим, — умоляюще попросила Вера. — Вот ведь