– Ты в своем уме?! Что ты делаешь?!

– Выходи! – бросает он и хлопает своей дверцей с такой силой, что удивительно, как она ещё держится на петлях.

– Идиот! – ругаюсь я, пытаясь отстегнуть ремень. Боль в плече ноет, в поясница неприятно тянет, будто вот-вот начнутся месячные. – Недоумок! Чтобы я ещё раз согласилась сесть с тобой в одну машину! Никогда! – кричу я, распахнув дверцу. – Слышишь? – выхожу на улицу и с такой же силой хлопаю дверцей. – Даже не вздумай мне больше звонить, приезжать и искать причину, чтобы поговорить, потому что я больше ничего слушать не стану!

– Ты у меня уже поперек горла стоишь, поняла? – орет он, демонстрируя рукой уровень, до которого я его, по всей видимости, достала. – Твоя фривольность зашкаливает! Ты глупа, своенравна и до невозможности упряма! Если бы я не знал твою семью, то подумал бы, что тебя воспитали уличные хулиганы, потому что всё, что ты непревзойденно умеешь делать – врать себе во благо, хамить, истерить и доводить людей до бешенства! Неудивительно, что ты нигде не работаешь, потому что с таким невыносимым характером, черта с два тебя кто-то будет у себя держать!

Нервно проведя рукой по волосам, Максим разворачивается на пятках и делает несколько шагов в никуда. Мой взгляд устремляется на машину. Она всё так же сверкает сумасшедшей дороговизной в последних лучах уходящего солнца. Смотрю на Максима, который так же, как и я, не пожелал переодеваться. В черных дешевых штанах и футболке, выданных для игры, он всё равно сияет, как редкий алмаз, для которого мои жизненные трудности, как и я сама, даром не сдались.

У меня же невыносимый характер!

Меня же воспитали уличные хулиганы!

Я же фривольная особа!

– Если я такая хреновая для вас, ваше величество, так какого же черта вы за мной бегаете, как раненная собачонка? – спрашиваю я, медленно ступая назад.

Максим ставит руки в боки и медленно оборачивается. Его губы поджаты, взгляд извергает пламя. Непереносимость меня заключена в его хмурой, как осеннее небо физиономии. Распахиваю заднюю дверцу и достаю свой кожаный рюкзак с вещами.

– Куда ты пошла? – тут же бросает он низким голосом. – Куда ты пошла, я спрашиваю?

– От тебя подальше!

Хочу повесить рюкзак на плечо, но черт возьми, как же больно!

– Стой!

– Отвали от меня!

– Стой, я сказал! – приказывает он, потянув за рюкзак в моей руке. – Азалия!

– Что?! – разворачиваюсь я. – Что тебе надо? Перед твоей Олей спектакль разыграть? Что ж, хочу тебя успокоить: не настолько она уж и сохнет по тебе, чтобы ты так напрягался и тратился! Кажется, ты говорил, что можешь в легкую от нее избавиться? Избавляйся! Скажи ей что-нибудь грубое, гадкое, мерзкое, ты это можешь! Больше она не посмотрит в твою сторону, потому что лично я даже за деньги не собираюсь этого делать! Отвали!

– Азалия…

– Что?! Что?! Что?!

Его глаза моментально темнеют от злости, ноздри опасно шевелятся. Не проходит и пары секунд, как Максим притягивает меня к себе и впивается в мои губы. Земля уходит из-под ног, боль в плече теряет свою силу. Всё мое внимание сосредоточенно на влажности и теплоте настойчивого языка, в момент завладевшим моим ртом. Рюкзак выпадает из руки, мое лицо крепко сжимают мужские ладони. Умом я понимаю, что совершаю ошибку, поддаваясь натиску мужчины, которого на дух не переношу. Но соблазн в моем случае оказывается слишком велик… Я не целовалась пять лет и, кажется, совсем не забыла, как это делается. Грубая настойчивость перетекает в легкую степень смятения. Ладони расслабляются, медленно спускаются к моей шее и почти не касаются кожи. Движение теплых губ плавно останавливается и они просто замирают в миллиметре от моих. Медленно поднимаю веки, изо всех сил стараясь напомнить себе, что я собиралась сделать до этого поцелуя, но всё так размыто… Что сейчас было и почему я испытываю необъяснимое влечение к человеку, который насквозь пропитан…грубостью? Черт возьми, что мы обсуждали до этого поцелуя? Что он кричал мне и слышал в ответ?!

Мы смотрим друг на друга в застывшем недоумении.

– Что ты сделал? Зачем ты это…сделал? – Прочищаю горло и делаю пару шагов в сторону. Оборачиваюсь, прижимая ладонь ко лбу. – Зачем ты поцеловал меня?

– Мне показалось, что это успокоит и тебя, и меня, – отстраненно отвечает Максим и поднимает с земли мой рюкзак. – Кажется, получилось.

Не то, чтобы я совершенно не помнила суть нашего конфликта и смысл его грубых слов. Но сейчас вдруг эти минуты, когда мы кричали и позволяли эмоциям брать над нами верх, потеряли былое значение. Как будто ругались мы не минуту назад, а прошло уже лет пять и все слова махом лишились важности.

Заправляю волосы за ухо и неуверенно бреду к машине. Запах сладкой мяты остается на губах, как бальзам, и я невольно провожу по ним кончиком языка. Максим молча кладет мой рюкзак на заднее сиденье. Мы синхронно открываем дверцы и, поймав настороженные взгляды друг друга, как-то неуверенно садимся в машину.

– Домой? – спрашивает он низким голосом, глядя на пустующую дорогу, по обе стороны которой зеленые поля.

– Да, пожалуйста, – полушепотом отвечаю я, вытаращив глаза на одинокое сухое деревце, недалеко от нас.

Жар желания плавит мои внутренности. Зачем на мне так много одежды и почему избавляться от нее так сложно?

«Я хочу тебя! Сейчас же!»

Тяжесть мужского тела вдавливает в кровать. Какого черта на мне столько трусов? Я что, украла их в магазине нижнего белья? Смеющаяся улыбка похищает мой взгляд, острые клыки сверкают, как бриллианты. Я чувствую их на своей пламенной коже, поддаюсь вперед на ласковые прикосновения пальцев.

«Кончай, Азалия. Кончай».

Мужской шепот невыносимо сладок. Тянущий спазм мгновенно оборачивается острой, но короткой болью. Это ощущение похоже на вспышку света, которая, погаснув, оставляет в глазах белые пятна.

«Ты вкусная. Мне продолжать, Азалия?»

– Азалия…

«Да… Дальше… Пожалуйста».

– Азалия?

Как же сексуально звучит мое имя в его чувственных устах. Влажный язык ласкает каждую его букву.

– Азалия, проснись!

Мышцы живота сводит. Всё во мне сжимается, очередной горячий прилив уносит в открытое море и я, набрав в легкие воздуха, распахиваю взгляд, чтобы в последний раз увидеть голубое небо… Но сверху мне улыбается Роза с двумя косичками по бокам.

– …Роза? – бормочу я, часто моргая. – Роза?! Что ты здесь делаешь?

Хватаю одеяло и натягиваю до самого подбородка. В животе всё ещё пульсирует спазм, а мышцы влагалища как будто застыли в напряжении. Боже! Если бы сейчас во мне был мужчина, то он, вероятнее всего, пострадал бы.

– Роза… Роза, почему ты здесь?