протягивает букет.

Для этого ему приходится сделать шаг навстречу. Он сокращает разделяющий нас метр, но передав мне цветы, кладет руки в карманы рваных джинсов, за что я внутренне его благодарю.

Прикусив губу, борюсь с тяжелым букетом, перекладывая его с одного плеча на другое.

Его появление — неожиданность, и прямо сейчас я бы предпочла, чтобы для этого визита он выбрал другой день и другое время.

— Спасибо… — отгораживаюсь от него цветами.

— Маш… — заглядывает в мои глаза. — Я бы никогда тебя не обидел. Клянусь. Просто мозги закоротило. Дурак. Я… ни на что не претендую… просто, давай… мириться, ладно?

Максим достает из кармана руку, которую протягивает мне, добавляя:

— Друзья?

Смотрю на его ладонь, чувствуя раскаяние от того, что мы вообще оказались в этой ситуации. В той, где он вынужден просить прощения. Я не должна винить себя в том, что не смогла довериться ему хотя бы на крупицу больше, чем доверилась, но чувствую эту проклятую вину. Ведь он ничего обо мне не знает. Почти ничего. Он не знает меня! И это тоже не его вина, а моя. Мой образ в его голове похож на яркую красивую картинку, и я позволила так думать, скрывая себя настоящую, как делаю почти всегда…

— Да… — вкладываю свою ладонь в его. — Друзья…

Вместо того, чтобы закрепить соглашение этим безобидным касанием, он тянет мою руку вверх и прижимается губами к костяшкам пальцев.

Черт!

— Максим… — пытаюсь вырвать свою ладонь. — Отпусти.

— У меня крыша от тебя едет, — говорит эмоционально. — Но я не псих. Я тебя не преследую, честно. Просто я… в общем, если вдруг нужна помощь. Или станет грустно. Или, наоборот, весело… — тихо смеется. — Пиши, звони.

Наконец-то разжав пальцы, он отходит на шаг. Моя ладонь горит, кончики ушей тоже. И уличная жара здесь ни при чем!

— Я буду рада остаться друзьями, — говорю быстро, боясь, что он выкинет еще какой-нибудь фокус. — Я не сержусь на тебя. Я знаю, ты никогда бы меня не обидел. Но мое личное пространство… очень для меня важно, если попробуешь нарушить его еще раз, не обижайся, но я дам тебе по яйцам.

Запрокинув голову, он смеется. Его смех, кажется, грохочет на всю улицу. В глазах печаль и смешинки, когда смотрит на меня снова.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Слушаюсь и повинуюсь, — салютует, приложив пальцы к виску.

— А теперь тебе пора, — машу рукой на спорткар, припаркованный прямо у Максима за спиной.

Кивнув, он обходит машину и забирается в салон. Через секунду двигатель начинает реветь, и этот рев сопровождают два коротких гудка клаксона.

Я прикусываю изнутри щеку, дожидаясь, пока поднятый шум стихает вместе с тем, как спорткар уезжает вниз по улице и скрывается за углом здания.

Стараясь двигаться без суеты, перехожу дорогу и двигаюсь к черному джипу “БМВ”, передний капот которого смотрит прямо на мой офис.

Из-за букета мне приходится смотреть под ноги. Забросив его на заднее сидение, забираюсь на переднее пассажирское и захлопываю за собой дверь.

Тишина внутри почти трещит. Еще немного, и я кожей почувствую этот треск! Его разбавляет щелчок замка на ремне безопасности и насмешливое замечание:

— Как трогательно.

Глава 33

Маша

— Ты же не собираешься ревновать? — спрашиваю, повернув голову.

Кирилл смотрит вперед, затылком прижавшись к подголовнику сиденья.

Пальцы его руки отбивают медленную дробь по рулю. Стучат в четком ритме, известном только ему одному.

Ревность для меня — чертов триггер. Но его ревности я не боюсь. Не боюсь его. Не боюсь силы его тела. Я схожу от нее с ума! От того, что она мне подчиняется. Он подчиняется! Хоть и не объявлял об этом вслух, делает именно это, и внутри меня бурлит ощущение, что больше он ни с кем подобного не практиковал.

Чтобы прочувствовать это во всей красе, мне больше не нужны веревки, которыми когда-то он меня связал. Я сгораю даже без них, когда ощущаю, как много мне позволено!

— Почему же? — продолжает смотреть перед собой. — Мы же выяснили, что простые человеческие чувства мне не чужды. Если он не понимает слова “нет”, — указывает ладонью примерно туда, где минуту назад стоял броский спорткар. — Возможно, я должен ему растолковать?

Последние слова он произносит, посмотрев на меня провокационно. Я чувствую его взгляд у себя на лбу даже через стекла солнечных очков, которые безумно ему идут.

— Я бы предпочла, чтобы мы просто об этом забыли, — тоже машу рукой в известном направлении.

— Такой вариант был бы идеальным, — говорит. — Жаль, что память у меня охуенная.

— Я тоже не жалуюсь на память, — сообщаю. — Может, расскажешь, где сейчас та девушка?

— Какая девушка?

— Твой переводчик. Или помощница? Какие у нее обязанности?

На это упоминание он никак не реагирует. Демонстрируя полный контроль над ситуацией, заверяет:

— Ты не застанешь нас в неудобной ситуации. Гарантирую.

Я понимаю, что это дурость, но все равно говорю:

— Тогда покажи последнее сообщение от нее.

Уголок его губ дергается, и это не улыбка. Скорее непроизвольная реакция, за которой следует пожелание:

— Я предлагаю не терять время и сразу перейти к главному.

— К чему же?

— К примирению.

— Мы ссорились?

— Мы поссоримся, если я еще раз увижу этого пацана рядом с тобой, с цветами или на расстоянии плевка, — обещает.

— Ненавижу ссоры.

— Тогда пошли своего друга нахер более доходчиво. Или это сделаю я.

Подняв лежащую на бедре руку, цепляет пальцем солнцезащитный козырек и с треском его сворачивает.

Он одет в льняную рубашку и свободные шорты, но свободная одежда только сильнее подчеркивает его супружеские отношения со спортом. Его тело в идеальной форме…

Смотрю на четкие линии его профиля, дыша знакомыми запахами: его парфюм с примесью пены для бритья, кожа салона… Запахи, разбавленные ароматом свежих роз…

Даже после недавнего бритья на его щеках темный след от щетины.

Вчера он был колючим, но только на ощупь. Он был расслабленным. Пока мы ужинали и пока вез меня домой, к нашему сыну. Пока целовал, усмиряя мое внутреннее желание вообще с ним не расставаться, но нам, кажется, просто необходимо дозировать общение, иначе все мои приборы свихнутся, ведь даже будучи мягким и пушистым, он остается собой!

Останься он в моей квартире, я бы просто не уснула…

Кирилл рывком переключает передачу. Прежде, чем машина трогается с места, произношу:

— Покажи.

— Что? — спрашивает.

— Последнее сообщение от этой девушки.

— Зачем?

Еле уловимое движение желваков на его скулах делает меня безрассудной. Снисходительный тон голоса тоже.

— Не знаю, — отвечаю с чертовой