Вампиры существуют.

Моя девушка – вампир.

Как прикажете переварить все последствия такого открытия за несколько секунд?

Это невозможно, и я даже пытаться не буду.

Я знаю только то, что касается меня.

У моих ног сидит женщина, которая изменила мой мир, изменила меня – подарила мне чувство, которое я всегда считал выдумкой поэтов. Выдумкой такой же нереальной, как вампиризм. Женщина, чье появление раскрыло мне глаза на всю красоту Вселенной, обострило все мои чувства и полностью меня перекроило. Женщина, которая превратила мое существование… в жизнь.

В конце концов, что такое вампир? ОК, она пьет кровь. А я люблю хот-доги – многие думают, что это страшная гадость. Мне не все равно, что она ест?

Она сидит у моих ног, бледная, потерянная, сложив руки на коленях и подняв на меня взгляд. В ее глазах боль, которая ее убивает. Боль, которая МЕНЯ убивает. Потому что у меня нет жизни без нее – отдельно от нее.

Говорят, вампиры – не-мертвые. Носферату. В них нет жизни. Но как тогда она могла подарить жизнь мне? А она сделала это. Подарила мне жизнь.

Зато мне теперь есть что отдать ей.

Говорят, у вампиров нет души. Не знаю, есть ли душа у меня. Но если есть – я дам ей свою. Ее сердце не бьется – мое будет биться за двоих.

В ее теле нет крови. Я отдам ей свою.

Не знаю, как нормальные люди должны реагировать на то, что со мной происходит. Я, наверное, ненормальный. Она права – я сумасшедший. Может, я и не всегда таким был, я не знаю, но теперь это и не важно.

Я знаю только то, что касается меня.

Я хочу только одного в подлунном мире – быть с нею рядом. И никогда больше не видеть в ее глазах этой боли. Потому что ей незачем там быть.

Я смотрю ей в глаза, беру ее печальное лицо в ладони и говорю правду:

– Я люблю тебя.

Бессмертное существо двухсот двадцати лет от роду, предположительно проклятое Господом, не имеет права быть счастливым. Паразит с холодным телом, которое не старится только благодаря вливаниям живой, теплой крови, не может рассчитывать на то, что его будут воспринимать как человека. Существо, чье сердце бьется со скоростью одного удара в минуту, не должно ни любить, ни тем более быть любимым. Как может быть любимо нечто, что не знает ни жизни, ни сердечной боли, ни смерти?

Все это – непреложные правила, очевидные законы мирового устройства. Кому придет в голову в них усомниться? Сама мысль об этом противоестественна.

То, что происходит между мной и Владом, опровергает все правила. Нарушает все законы. Заставляет сомневаться в очевидном. Но благодаря Владу это ниспровержение мирового порядка выглядит – ощущается – совершенно естественным.

По всем законам, божеским и человеческим, узнав правду, он должен был как минимум бежать от меня, исполненный отвращения, – невзирая на свою больную ногу. Как максимум он мог бы умереть от страха – в истории моего племени и такое бывало.

Вместо этого он посмотрел мне в глаза и сказал, что любит меня, и поцеловал в окровавленные губы. А теперь он лежит в моей постели и спит, прижимая теплую щеку к моему холодному плечу, закинув одну длинную руку за голову, а другой крепко сжимая мои пальцы. Он не отпускает меня – даже во сне. Его темные рыжие волосы спутаны, на подбородке пробилась щетина – которая, как ему кажется, должна меня раздражать, хотя я несколько раз уже успела ему объяснить, что моей коже не страшны подобные мелочи.

У него такие длинные загнутые ресницы. У него такое спокойное, умиротворенное лицо – ни одной складки на лбу, даже тонкой линии нет между широких бровей. Его дыхание ровно, и губы слегка приоткрыты. Он улыбается. Он счастлив.

За окном занимается зимний рассвет, день будет морозный и, наверное, солнечный – небо розовое и словно бы в дымке. По заснеженной террасе за окном моей спальни ходит ворона – ищет что-то, что закопала в сугробе за ту неделю, что меня не было. Когда я здесь, животные и птицы избегают приближаться к моему жилищу. Логову, как сказали бы романисты. Они любят драматические слова. И придумывают много ерунды.

Ночью Влад несколько раз говорил, что страшно рад тому, что, как он выражается, «мы вчера вечером встретились». Не потому, что мне удалось спасти его от проклятых собак, – об этом он, кажется, уже забыл. И уж точно не потому, что ему стала известна правда обо мне, – хотя, кажется, он и этому в каком-то смысле рад, потому что не любит неизвестность и неопределенность. Нет, он рад, видите ли, тому, что нам удалось провести вместе больше времени, – он очень соскучился, но рассчитывал увидеть меня только сегодня, а так нам досталась лишняя ночь.

Поистине судьба подарила мне какого-то необыкновенного человека.

Я могла бы объяснить это просто – тем, что он в самом деле сумасшедший и не осознает всей… сложности ситуации. Но это не так. Я внимательно наблюдала за его лицом, когда он, одну за другой, отбрасывал все сколько-нибудь безобидные теории, которые могли бы объяснить то, что я делаю, – то, чем являюсь. Объяснить меня. Он встревожился, потому что счел меня больной. Ему было больно, потому что он заподозрил меня в безумии. Ему стало страшно, когда нормальные объяснения оказались несостоятельны. Но он испугался не меня – он испугался столкновения с непостижимым.

Несколько секунд, после того как рана на моей ладони затянулась и клыки вернулись в норму, он смотрел на меня расширенными, невидящими глазами. Словно перед ним было не мое лицо – которое, наверное, в эту секунду казалось ему вовсе чужим и незнакомым. Нет, он видел что-то другое – его глаза словно всматривались в белесую завесу между моим и его миром, стараясь продраться сквозь вязкую серую пелену, сфокусироваться и увидеть реальность.

В эти секунды его глаза – его светлые, дерзкие глаза, которые так часто меняют цвет и которые я так люблю, – казались пустыми. Мною владели странные чувства. Боль – конечно, потому что эти мгновения должны были стать последними, что мне суждено было провести рядом с ним… Счастье – но это как обычно, я всегда счастлива, когда я с ним. И благодарность за то, что они даны мне, эти секунды, и он все еще рядом.

А потом в его взгляде появилось что-то новое. Он в самом деле что-то увидел за границей наших миров. И это что-то заставило его глаза проясниться и наполниться болью – в ответ моей – и теплом. Тепло было обращено ко мне, и оно оказалось так же осязаемо, как тепло его пальцев и губ, когда он взял мое лицо в ладони, чтобы поцеловать.

Я была уверена, что потеряла его. А вместо этого он просто отверг все в угрожающем ему потустороннем мире и решил, что будет видеть только меня. Женщину. Человека. Любимую… Момент истины, который должен был стать величайшей трагедией для меня – и для него тоже, потому что и ему было бы тяжело меня потерять, – стал для нас началом настоящего счастья. Как там сказано в Библии? «И познаете истину, и истина сделает вас свободными…» Это о том, что случилось с нами. Между нами нет больше лжи. И теперь мы свободны.